Тень мачехи (СИ)

— А ты накатай на нее заяву, — посоветовал он. — Она ж на тебя подавала! Вот и ты её той же метлой! Напиши, что она ребенка у тебя украла. Менты ее быстро закроют, а тебе пацана вернут. Она потом и близко не подойдет, к Пашке-то. Побоится.

— Не… Это как-то… Может, она добром отдаст, — воспротивилась Марина, и тут же поняла, что не верит в это. Память вынесла массу мелких деталей, будто всплывший со дна сор: как ласково Демидова обращалась с Павликом, как баловала его, задаривала, угождала… Приручить хотела, чтобы отбился от дома, мать родную забыл — теперь это было ясно.

— Вот тварь! — Марина выругалась и решительно встала. Страх прошел, сменившись желанием отомстить. Лицо Фирзиной скривилось, таким горьким было открытие: — А я-то всё в толк взять не могла, чего это она ради нас так старается, помогает, вещи покупает!… К ней поеду. Если надо будет — силой мальчишку заберу.

Сожитель хмыкнул:

— Ага, она дверь не откроет, а ты спалишься. Докторша накатает еще одну заяву, заплатит кому-нибудь, и всё, трындец! Лишат тебя, Маринка, материнских прав. Лучше на неё вперед напиши, тогда у ней шансов не будет.

— Но как я такое напишу? Сама же ей Пашку увезла… — растерялась Марина.

— Ну и чё, скажешь — она обманом заманила, теперь не отдает. Свидетелей-то нет, а пацана у нее менты найдут. Тебе поверят.

Он задумался, и добавил:

— А вообще лучше молчи про это, напиши — пропал ребенок, считаю, что его похитила такая-то, адрес ее укажи… Легавые тебе сына на блюдечке поднесут, и докторшу ты проучишь. А насчет денег не беспокойся, не нужны нам теперь ее деньги, свои есть.

И уже в прихожей, пытаясь попасть в рукав своей старой куртки — и промахиваясь раз, другой, третий, Марина всё крутила в голове одну и ту же мысль: «Не жалко, никого не жалко, и плевать на всё — лишь бы вернули сына».

11

— Лови, тётя Таня! — лицо Павлика раскраснелось от морозного воздуха, шапочка сбилась на затылок, открывая светлый мальчишечий лоб. Татьяна вытянула руки, принимая летевший мяч, но он не дался — шаловливо прыгнул в сторону и покатился по крупитчатому, поблескивающему в свете фонарей, насту, играя синей полосой на красном резиновом боку.

— Павлик, ну всё, хватит, — засмеялась она. — Совсем загонял тётю Таню!

— Ещё немноооожечко! Пожааалуйста! — заканючил он.

— Ладно, еще десять минут, а потом ужинать и доделывать уроки, — смилостивилась Татьяна.

— Йе-хуу! — радостно взвизгнул мальчишка и запрыгал по сугробам, проваливаясь в покрытый корочкой снег. Дотянулся до мяча, и, развернувшись на месте, бросил его Тане, смеясь от удовольствия и азарта. В тот же миг кто-то требовательно загрохотал по металлу калитки, и бил в нее — со всей дури, будто пытаясь проломить тяжелым сапогом — до тех пор, пока Татьяна не подняла засов.

Трое полицейских, Марина, дуло пистолета — Тане в лицо. Сила и грубость, заломившая её руки за спину. Тычок в спину. Грязные берцы, оказавшиеся перед глазами. Маринин вой — уже где-то сзади, протестующий крик ребенка. И равнодушный мужской голос:

— Гражданка Демидова, вы задержаны по подозрению в похищении несовершеннолетнего, статья сто двадцать шестая уголовного кодекса.

Он говорил что-то еще, но до нее — будто сквозь тягучий вой ветра — долетали лишь обрывки фраз: право на услуги защитника… право на один телефонный звонок… уведомление родственников… право отказаться от дачи объяснений… А холод наручников, впившихся в запястья, затапливал тело — и ее затрясло так, что зубы мелко клацнули, но она всё же смогла выдавить:

— Я же никого… Это она попросила…

— Тётя Таня! Отпустите тётю Таню! — рыдающий мальчишка впечатался в нее с разбегу, крепко обхватил сбоку, замолотил рукой, пытаясь оттолкнуть полицейского — но Марина, подскочив, отдирала его руки и визгливо вскрикивала: «Паша! Уйди! Я — мама! Я!» Но он оттолкнул ее и крепче прижался к Тане:

— Она хорошая, отпустите! — закричал-заплакал мальчишка, и этот его плач словно разморозил Татьяну. Она распрямилась, вперилась взглядом в лицо полицейского и твердо сказала:

— Вы не имеете права. Фирзина сама попросила, чтобы ребенок пожил у меня.

— Ах ты тварь! — закричала Марина. — Ничего я не просила, господин полицейский, она сама его сманила! Сначала отобрать хотела, заявляла на меня! А не получилось — так она втихушку сына увела, дрянь такая!