Алевтина Витальевна с надеждой смотрела на Татьяну. А та, не скрывая удивления, переминалась с ноги на ногу, не зная, что ответить. Задумалась, потянулась к коляске — еще раз глянуть на девочку. И, наконец, сказала:
— Тёть Аль, я бы с радостью!
2
Сон разбился о каркающие выкрики — будто лодку, тихо плывущую по спокойным волнам, грохнуло и ободрало о риф. Демидов вскочил, испуганно щурясь. Оранжевая штора на окне выглядела раскаленной — наглое солнце, еле сдерживаемое угрюмым полумраком загаженной комнаты, пыталось просочиться внутрь. А на улице продолжали кричать, будто глухие:
— …бычье сердце, бабка сама семена делает. По три ведра с куста сымаем, — постаревший бас дребезжал, будто на большой барабан сыпали сухие сучья.
— Моя уж перцы распикировала, полста и полста корней, — ответил осипший баритон, словно селезень закрякал.
— Тю-у! Мы меньше ста сорока не ростим…
И всё про овощи, про навоз, и что конский «лучшее будет» — да когда ж они заткнутся, и почему так громко орут?… Макс замычал, ложась обратно в кровать и натягивая на уши края подушки. Спать хотелось неимоверно, он до шести утра смотрел все части «Рокки» со Сталлоне и надувался пивом — а что еще было делать в этом доме отдыха для старичья, где он зависал уже неделю? Спрятаться в «Авроре» сначала казалось хорошей идеей: вряд ли те, кто знал характер Демидова, станут искать его в этом царстве совдепии, где ни шика, ни развлечений — если, конечно, не считать увлекательных походов на электрофорез и болельщицкого азарта над домино в холле.
Каждый день в этих обшарпанных стенах был близнецом предыдущего: отдыхающие завтракали, принимали лечение, шли на прогулку, обедали, шли на прогулку… Потом полдничали, ложились вздремнуть, ужинали и расползались по номерам. А самые шебутные шли на вечерние танцы под Толкунову и Магомаева.
Макс был здесь самым молодым и самым одиноким. Он спонтанно забронировал номер в этой богадельне на берегу Оки — вообще уезжать пришлось спонтанно, потому что афера с аптеками и жёгшие карман деньги для отмыва, которые он так и не перевел на счет подставной фирмы Василенко, требовали быстрых решений. Макс понимал, что не готов: ни новых документов, ни машины, на которой можно было бы передвигаться незамеченным. Поэтому на пути в Самару он свернул в сторону Коломны: там жил давний знакомец, еще до зоны скорешились на почве любви к автотранспорту. Демидов сбросил машину в его автомастерской (пусть за полцены — и то хлеб), попросил подыскать новую, а еще сообразить комплект документов на чужое имя, и чтобы без палева. Прошла ровно неделя, сегодня после пяти нужно забрать тачку, права и паспорт. А потом двигаться в отель под Самарой, где его будет ждать Алёна.
«Максим Вячеславович — красавчик, блефанул — и выиграл, а остальное как-нибудь утрясется», — бодрился Макс, заставляя себя встать с кровати. Но страх, каждый день загоравшийся у него внутри в первую минуту после пробуждения, и гаснущий только с приходом сна — будто кто-то дергал за веревочку торшера — толкнул его к окну. Демидов осторожно выглянул из-за шторы, с подозрением оглядел стоянку перед центральным входом: уф-ф, ни одной новой машины, только знакомые «лады», «нексии» и прочие монстры отечественного автопрома, на которых приезжали сотрудники дома отдыха. Распрямил спину и с неудовольствием глянул направо — туда устремлялись дорожки для прогулок, расходящиеся от крыльца «Авроры» солнечными лучами. И на этих «лучах» стояли два разбудивших его деда. Один — почти под Максовым окном, второй — на следующей дорожке, метров за пять от собеседника. Перекрикивались поверх почерневшего сугроба, изъеденного весенней проказой. Но по странному капризу не обходили его, чтобы встать рядом и пообщаться нормально, а драли горло так, что слышно во всех номерах. Деды явно в маразме.
Макс скосил глаза на запястье: без пяти десять. Значит, старики позавтракали, пролечились, а теперь маются бездельем. Глотнул пива из полупустой жестяной банки, скривился: тёплое, выдохшееся… Оглядел комнату, ища, куда вчера бросил джинсы и водолазку. А с улицы донеслось очередное:
— Я по три пасынка оставляю! С одного что? Ну, кило, ну два…