Тень мачехи (СИ)

— Плавки отдай, — поморщилась Наталья, припоминая что-то такое… какую-то любопытную подробность… кажется, это на его заднице была татуировка в виде одноглазого миньона с огромными причиндалами. И, кажется, над этим парнем она хохотала, требуя доказать, что его болт — не меньше. Да, он доказал: между ног такое ощущение, будто натрахалась на год вперёд.

— Нафига тебе трусы? — гыгыкнул Николаша. — У нас на яхте зона ню!

— Тогда пойду окунусь, — она стянула лифчик и сняла босоножку. Тряся ступнёй, протянула руку к парню:. — Давай свою шипучку.

Шампанское освежило рот приятным холодком. Она сделала ещё глоток, и тут телефон затрезвонил снова.

— Да кто там без меня жить не может? — она недовольно открыла сумочку, достала трубку и рявкнула: — Да!

— Наташа, это Татьяна, няня Вики, — встревоженный голос звучал напряженно. — Алевтина Витальевна в больнице! Ты скоро приедешь?

Поморщившись, Куницына поднялась, глянула в иллюминатор: сине-зелёная гладь воды до самого горизонта.

— Не знаю, — буркнула она. — А что с ней?

— В коме сейчас, в реанимации. Было кровоизлияние в мозг, взяли на операцию, но неудачно.

— В коме? — тупо переспросила Наталья. Слово таило в себе опасность, тревогу, суету — всё то, чего сейчас совершенно не хотелось. Она недовольно скривила губы: ну что за жизнь, как будто сглазил кто-то! Всё на неё валится: сначала капризы Волегова, теперь это… Будто она всем должна!

— И что мне делать? — угрюмо спросила Куницына.

— Но как же… — растерялась Татьяна. — Меня к ней не пускают, потому что не родственница. Вот я и подумала, что ты сможешь к ней поехать.

— А что, там сиделок нет? Я не умею ничего такого, — Наталья почувствовала, как в глубине души заворочался стыд. Сказала, желая побыстрее закончить разговор: — Ты найми кого-нибудь, я оплачу. Просто у меня никак не получится сейчас приехать.

— Но я думаю… Всё-таки ты родной человек… Это ведь важно для больных! — сбивчиво заговорила Татьяна. — Мне обещали позвонить, когда она очнётся…

— Ну, вот и ты мне потом позвони, — ласково сказала Наталья. — Я же ей ничем сейчас не помогу, правда? А как с делами разберусь, сразу приеду.

— Наташ, ты не понимаешь, — с надрывом сказала Таня. — Она может умереть в любой момент!

— Ну а я что сделаю? — с вызовом спросила Наталья. «Умереть!» Бред какой-то, нянька явно преувеличивает. Матери не сто лет. И медицина сейчас космическая, всё может. Вот и пусть врачи работают.

В трубке потрескивало, будто кто-то перебирал радиочастоты, пытаясь поймать нужную волну. А потом Татьяна сказала — совсем другим, бесцветным голосом:

— Понятно.

И в телефоне раздались гудки.

Наталья положила его обратно в сумочку, раздраженно уставилась в пол. На душе стало погано. «А вдруг мать действительно умрёт?» — подумала она. Но эта мысль показалась нелепой.

— Что там? — спросила Ритка.

— Мать в коме, — буркнула Наталья.

— Ого, как в сериалах! — хохотнул Николаша.

— Ты дурак, что ли? — возмутилась Ритка. С тревогой глянула на подругу: — И что теперь?

— Фиг знает, — пожала плечами Куницына. — Я сказала, чтобы сиделку нашли.

— Вот правильно, хороший уход ей теперь нужен! — кивнула Ритка. — Да ты не расстраивайся. Можешь из Сочи такси взять, или на поезд сесть, махом доедешь. Мы уж скоро приплывем, поди.

— Плавает говно, а яхтсмены ходят! — выпендрился Николаша.

— Ты бы оделся, а? — посоветовала ему Ритка. И пробурчала под нос: — Поплыл бы отсюда…

— Пойдём, искупаемся? — предложила ей Наталья. — Башка трещит, думать ни о чем не могу.

И уже болтаясь в морской воде, глядя снизу на исчерченный красными полосами борт прогулочной яхты и бессильно обвисший парус, она подумала, будто оправдываясь перед самой собой: «Ну как бы я сейчас вернулась? Даже ветра нет…» А потом пришла ещё одна спасительная мысль: «Кома — это же надолго. И Волегов сказал, что вернётся через неделю. Так что успею съездить, хоть развеюсь. В последнее время всё нервы, нервы… Имею право отдохнуть! Думают, я железная…»

…Татьяна сидела за кухонным столом в квартире Куницыных — обессилено сникнув, положив голову на руки. Часы на стене с глухим клацаньем отсчитывали секунды: одну за другой, беспрерывно, бесконечно.

После разговора с Натальей она разозлилась так, что едва не грохнула смартфон о стену. А сейчас ощущала странное: будто во всём мире не было никого. Будто шум машин за окном, далёкий лай собаки, взрывы натужного сериального смеха в квартире за стеной стали чем-то нереальным: как радиоспектакль, который дают призраки. И только ребёнок, спящий в люльке, оставался живым — и то как будто ненастоящим в своём глубоком, спокойном сне. Но и он был — пока. Пока не вернётся его бездушная мать, и не отнесёт его другим людям — словно в комиссионку.

А сейчас — некого ждать. Никто сюда не придёт. Никто не поможет. И если телефон зазвонит, будет очень трудно взять трубку. Потому что шансов на то, что тётя Аля выйдет из комы, катастрофически мало.

Татьяна сцепила пальцы — крепко, до боли, пытаясь хоть ею встряхнуть себя. Но тело было — квашня, и мысли — кисель, и собраться никак не удавалось. Но что-то нужно делать. Вот только — что?