Тень мачехи (СИ)

Ехать в больницу? Глупо, в реанимацию пускают только родственников. Звонить?… Нет смысла, она опять услышит сухое: «Без изменений», а лишний раз отвлекать персонал реанимации — значит, ставить под угрозу чью-то жизнь. Позвонить Юре? Но он всегда набирает её с новых сим-карт, боится, что Василенко отслеживает его номер — так что звонить на него он запретил категорически. Да и чем поможет Залесский? Только станет волноваться за неё ещё больше.

Пустота. Тупик. И дико страшно. Ведь если тётя Аля умрёт — что делать? Ведь ей даже тело не выдадут, чтобы похоронить — не родная. Из родных только Вика. И как быть с ней, если тётя Аля придёт в себя? Невозможно ведь одновременно находиться в больнице и заботиться о ребенке. А подыскать няню, чтобы оставлять девочку с ней, тоже не вариант. Наталья может явиться в любой момент, и с ней нужно поговорить ещё раз. Попросить, чтобы не отдавала малышку. Попытаться убедить, что Вике будет лучше с отцом, чем с кем-то чужим…

Стоп.

Таня подняла голову и ошарашено уставилась в стену. Как она сразу не подумала? Ведь есть же Волегов!

Она схватила смартфон, быстро набрала в поисковике «Сергей Ольгердович Волегов Минтранс Москва». И облегченно выдохнула: по одной из ссылок нашелся телефон его приёмной.

Позвонила, не медля. Голос секретарши был официально-приветливым.

— Добрый день, могу я услышать Сергея Ольгердовича? — спросила Татьяна. И добавила: — Мне очень срочно, я по личному вопросу.

— Он в отпуске, — сообщила секретарша. — Выйдет на работу через десять дней.

— Но мне очень нужно с ним связаться! Может быть, вы дадите мне его личный номер? — взмолилась Таня.

— К сожалению, у меня нет таких полномочий. Оставьте для него информацию, я передам.

Татьяна задумалась. Сказать, что она звонит насчет его ребёнка? Но Волегов скрывает Вику от всех. Как бы не сделать хуже.

— Я по поводу семьи Куницыных, — наконец, сказала она. — Пусть он позвонит, я расскажу подробнее.

— Хорошо, я всё передам, — пообещала секретарша, записав номер её телефона.

Этот разговор ещё больше расстроил Татьяну. Ощущение было таким, будто она наткнулась на толстую бетонную стену, которую не пробить и не обойти. Она с жалостью посмотрела на Викульку. И перед глазами вдруг снова встала пьянющая Наталья.

«Вот тварь! — опять разозлилась Татьяна. — Мать в больнице, при смерти — а ей плевать! Ребёнка родного решила чужим людям сбагрить, лишь бы отомстить мужику! Да что она за человек такой? Мразь, чёрная душа, а ведь такая сделает, что задумала — и глазом не моргнёт! Нет, я не допущу. Нужно где-то спрятать ребенка, пока не объявится Волегов. Но где?…»

И она вдруг подумала: а что, если взять малышку и уехать в Ляпуново? Ведь это не так далеко, чуть меньше суток, если на машине. Можно взять автомобиль в прокате, деньги есть. Всё равно тёте Але пока ничем не помочь, какой смысл оставаться в городе? А так можно убить двух зайцев: и Вику спрятать, и узнать что-то новое о Пандоре.

«Ага, и снова загреметь в тюрьму, — мрачно сказал внутренний голос. — За то, что украла чужого ребенка. Только теперь ты не выкрутишься».

Это отрезвило, как оплеуха.

Противная дрожь побежала по телу, сразу вспомнилось всё: грубые руки полицейских, не гаснущая всю ночь лампа — как бельмо на потолке камеры. Грязные стены, лязг железных дверей, ледяные глаза следователя… Испуганно прижав ладонь к губам, Татьяна невольно замотала головой: «Нет, только не это!» И её смелость, такая сильная минуту назад, поползла куда-то вниз и свернулась змеёй, пытаясь стать невидимой. А на её место пришли страх и вина, огромный страх и чудовищная вина, почти парализовавшие Таню. Вспомнился Залесский — небритый, в своей пропахшей дымом телогрейке: как он обнимал её в камере, как рычал на следователя и тщательно проверял каждую бумажку из тех, что ей давали подписать… А ведь если она заберет Викульку, он уже не поможет. Ничем не поможет. Она только сердце ему разобьет.

Ломая руки, Татьяна посмотрела на спящую Вику — и не сумела сдержать слёз. Кроха посапывала, черные реснички трепетали над розовыми щечками, круглый животик поднимался в такт дыханию. Такая маленькая… Такая беззащитная.

«Прости меня, — прошептала Таня, ощущая, как чёрная тоска затапливает душу. Слёзы делали мир вокруг расплывчатым, тусклым — будто свет исчезал, и уходило тепло. — Прости. Я не могу забрать тебя с собой».

Эти слова будто поставили точку — и лишили Татьяну остатков самоуважения. Она поникла, обречённо глядя в одну точку.

Часы на стене тикали — холодно, равнодушно.

А девочка спала в своей люльке — спокойно и безмятежно, не подозревая о том, что кто-то сейчас решил её судьбу.

Всё будет просто и страшно. Наталья отдаст девочку. Волегов потеряет дочь. Тётя Аля — внучку. А Вика будет расти у чужих людей. Которые, может быть, никогда её не полюбят. И она даже не узнает, что переломной точкой в её жизни была вот эта минута. И что был рядом взрослый человек, который мог всё предотвратить. Мог. Но струсил. Только сказал: «Прости».