Татьяна молчала, дожидаясь — не хотела торопить тётю Лиду. Чувствовалось, что разговор предстоит тяжелый, потому что придётся вспомнить то, о чем очень долго пытались забыть. Как и ей теперь, наверное, нужно попытаться вычеркнуть из памяти то, что она увидела на чердаке: тусклый, будто застывший, свет, серые, неприятные до дрожи, клочья пыли, длинный ящик-гроб с чёрной надписью «Pandora» и тем, разрубленным, лежащим внутри…
— Так вот, всё началось с парика, — наконец, заговорила тётка. — Женька его вместе с этой Пандорой из Чехословакии привёз. Первый раз командировка за границу, все деньги ему собрали… А он, кроме сапог да косметики, и это чудище приволок. Увидел в витрине и купил ради хохмы — она ж похожа на Ленку, что сестра родная. Правда, лысая стояла, но лицо один в один, только поярче. А парик в комплекте. Ну, Ленка ругалась сначала: я, говорит, другое заказывала. Портновский манекен — это который без головы и рук. А он приволок, который для показов.
— А чего с мужика взять, он разве разбирается? — поджала губы бабушка.
— Да он и сапоги тогда привез белые, на шпильке — ну куда по нашей грязи? — махнула рукой тётя Лида. — А про Пандору там спросил, сгодится ли швее-то. Но чехи эти — ну не бельмеса же сказать не могут, все талдычут: Франция, Франция… Вроде как французская фирма эта Пандора. Только Ленка-то сразу сказала, что Пандорами кукол для модной одежды называли. Были они и маленькие — трусишки и лифчики показывать, и в человеческий рост — для платьев да корсетов. Когда модных журналов ещё не печатали, Пандоры эти к царицам да боярам возили, показывали. И при каждой — чемоданчик, а в нём одежда, обувь, парики, которые в моду входят. Даже драгоценности натуральные. Чтоб, значится, видно было, как на человеке сидит. Когда этих Пандор везли, а по дороге война случалась, французские и английские генералы пушкам отбой давали. Чтобы, значится, модных кукол не переубивать. А потом, когда обычные манекены появились, журналы, да телевидение, и позабыли о них. Потом-то уж без надобности они стали, как журналы да телевидение появились. И эту Пандору фирма французская сделала, уже в наше время — обычный манекен, просто фирму так по старой памяти назвали. А настоящие Пандоры теперь только по музеям стоят. Ленка-то грамотная, историю моды учила в техникуме, потому и знала всё.
— Грамотная, да не туды, — попеняла бабушка, оглаживая на коленях сарафан. — Жизни не знает.
— Ой, да кто её знает, по молодости-то… — вздохнула тётя Лида. — А тут еще Женька с этим париком, вот дёрнул его нечистый! Кружит вокруг Ленки: померь, да померь! Подначивал, дурак: мол, на француженку похожа будешь. Они ж, мужики, привыкли к простым бабам — а на заграничных в журналах облизывались, да в кино. У каждого в тракторе или комбайне фотографии висели, у кого даже и манекенщицы в купальниках! Вот и наш туда же: француженку, мол, мне надо, померь парик. А как Ленка его надела, мы чуть в обморок не упали — так на ту Пандору заграничную похожа! Как с Ленкиного лица эту куклу делали, только Пандора-то поярче, конечно: глаза-губы раскрашены, бровь с изломом… И фигурой похожа: матерь твоя тоненькая была, как манекенщица. Шея длинная, ноги. Ну, вот…
Она отпила воды из литровой эмалированной кружки, которую захватила из дома. Передала её Тане, та — бабушке. Но она помотала головой и чуть наклонилась вперёд, положив натруженные руки на край скамьи. А тётя Лида продолжила:
— Ну, утащила она эту Пандору на чердак. Пусть, говорит, лежит, пока из декрета не выйду — а там на фабрику снесу. Ты ж, Танюшка, грудная ещё была. Ну и Ленке шить некогда было, за ребенком-то глаз да глаз. Так и забыли про эту куклу чёртову.
Когда тебе полтора года исполнилась, Ленка на швейку вернулась. А там как раз соревнование: надо новые модели одежды, и кто лучше придумает, того завпроизводства назначат. Ну а Милка-то уже отшивает! Победить хотела. Ленке это, конечно, поперёк горла. Мало, что мужика у Милки увела — так и работу надо. Жадная потому что, и злая, прости Господи. Вот она и решила вечерами дома шить свои модели. А чтобы сподручнее, вытащила эту Пандору и в комнате поставила, где машинка. Вы-то в другой спали.
Ну и пошло: Женька — то на работе, то из командировки в командировку, а она шьёт. И всё строчит, строчит, да весёлая такая стала! С Пандорой этой разговаривает, будто в шутку: помоги, мол, подружка, давай всех за пояс заткнем. Ну и одёжки на неё примеряет, раз больше не на кого.
— А я где была? — спросила Таня.
— Так с нами. Ленка попросила, чтобы сидели с тобой, не давали под ногами путаться. Да мы и рады были, больно уж она строгая мать была. Не мать — кость сухая.
— И тебя грызла, как собака — кость, — поддакнула бабуля. Таня поёжилась: больно уж точным получилось сравнение.