Вокруг нее засуетились, раскатисто мурлыча, успокаивая. Раньше французская речь казалась ей красивой, но сейчас это грассирующее мурлыканье казалось издевательством. Медсестра приблизилась, вновь поднося к ее лицу салфетку с отвратительным цветочным запахом. Наталья гневно ударила женщину по руке:
– Иди ты со своей вонючкой! Ненавижу вас всех!
В глазах медицинской сестры мелькнула обида, но скуластое бронзовое лицо тут же стало бесстрастным.
– C'est pour votre bien4
, – сухо проговорила она.– Бьен, бьен! Достали уже, лягушатники!
Наталья откинула голову на подушку и уставилась в потолок, сжимая кулаки от злости. Все случилось совсем не так, как она задумывала. Роды начались на три недели раньше и застали ее на Сейшелах, хотя билет в Израиль уже лежал в паспорте. Она собиралась рожать в Рамат-Гане, в клинике Хаима Шиба, где наблюдалась всю беременность. Сергей оплатил полный курс родовспоможения еще восемь месяцев назад. Теперь деньги пропадут, да и шут с ними. Это не ее проблемы.
Черт бы побрал Джеймса-Альбера, черного жиголо с его крепким задом и горячими пальцами, между которыми он катал ее соски – осторожно, медленно, как мягкую пряжу… От этой ласки из розовых тугих бутонов выступали горячие капли молозива. Он медленно слизывал их, или давал масляно растекаться под подушечками его пальцев, затекать под ладони, омывать ее груди этим густым, липким – а потом он смочил в нем красный страпон и ввел в нее, шепча «Ma Dairy Queen»5
. Ощущение сладостной наполненности вытеснило другие чувства, мерные движения почти погрузили ее в транс. Она все еще плыла в нем, когда Джеймс-Альбер медленно вынул страпон и вторгся сам, крепко придавив ее живот, возвышавшийся гладким куполом, увенчанным горошиной пупка. Его движения стали сильнее, дыхание сделалось шумным и резким, он почти зарычал, подходя к финалу – и вдруг резко отстранился, удивленно воскликнув «Merde!»6 И она поняла, что лежит в теплой луже – воды отошли. Так некстати.– Respire! Respire!
Тело снова напряглось, сжимая и выталкивая. Теперь мышцы живота каменели и расслаблялись почти непрерывно. А она сильнее стискивала зубы, выдавливая из себя воздух короткими, сильными толчками.
– Encore un peu! Tr`es bon…7
– удовлетворенно сказал врач. Наталья ощутила, как чудовищно напрягся низ живота, как почти свело плечи и шею. Окаменевшие мышцы рванули голову вперед, подбородок уперся в грудь, а ребра резко опустились в выдохе – наверное, самом сильном в ее жизни. И тут же что-то исторглось из нее, по уставшему телу разлилась непривычная легкость – а из-за простыни, покрывающей ноги, донесся шлепок и мяукающее хныканье младенца.– Nathalie, vous avez une belle petite fille,8
– удовлетворенно пробасил врач, поднимая выше красное, зажмурившееся существо. Наталья равнодушно глянула на дочь и откинула голову. Ей было все равно, какого цвета глаза у новорожденной, на кого она похожа – главное, что беременность и роды позади, больше никаких токсикозов, отечных ног и живота, лезущего на нос.– Телефон, donnez-moi le t'el'ephone!9
, – потребовала она, облизнув пересохшие губы. Голос был хриплым от обезвоживания, казалось, рот набит бумажными салфетками. – О, черт, как будет вода… Дайте мне воды! Eau, eau!10Медсестра торопливо выскользнула из родильной палаты и вернулась с мобильником, держа в другой руке высокий пластиковый стакан с торчащей из него изогнутой трубкой. Осторожно поднесла ее ко рту Натальи: та присосалась к питью, торопясь и жадничая.
– No-no-no… Trop! Оn ne saurait!11
– испуганно запротестовала медсестра, отводя стакан в сторону, и быстро сунула ей в руку мобильник. Номер Сергея был забит в экстренные вызовы, и Наталья нажала на единицу. Гудок был прерывистым, в нем слышались шорохи, потрескивание, потом возникла пауза – будто абонент поднял трубку. Но тут же зачастили короткие гудки. «Нет, ты возьмёшь!» – разозлилась она и снова нажала на вызов. Попыталась прислушаться, но другое ухо раздражал скулеж ребенка, и она прижала к голове подушку. Пара гудков – и трубку, наконец, сняли.– Наташ, я на совещании… – с раздражением начал Волегов. Но, через короткую паузу, спросил удивлённо: – Что там за шум?
Не здороваясь, она сказала торжествующе:
– Это твоя дочь. Поздравляю, папаша!
И, насладившись паузой, добавила:
– Я выполнила свою часть договора. Теперь ты выполняй свою!
Глава 2
В просторном салоне межконтинентального лайнера было метрвенно-тихо. «Скрестили яхту с лимузином», – подумал Сергей Волегов, бросая взгляд на иллюминаторы непривычной формы и на свод потолка, украшенный дизайнерски-хитрым переплетением светящихся полос. Элитарность ощущалась во всем: и в противоестественной для самолета свободе, с которой здесь были расставлены массивные, обтянутые бордовой кожей диваны и кресла, и в многослойной полировке деревянных поверхностей, будто залитых янтарём, и в нарочито-грубой одежде стен, облаченных в эко-ткань цвета экрю.