Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

На Украине хаты расписывали едва ли не повсеместно. В простых, небогатых семьях расписывали сами. Беленые стены хаты покрывали узорами, орнаментами, иногда довольно сложными, иногда – просто розами, васильками, «розовыми, голубыми и зелеными полосками»[276]. Прежде всего расписывали красный угол, где стояли иконы и висели вышитые красивыми узорами рушники. Разрисовывали и украинскую печь – грубу. Роспись, в отличие от простой побелки, требовала уже много времени, сил и фантазии, а потому за нее принимались осенью, когда полевые работы закончены, а житницы полны зерном. Роспись могла быть не только изнутри, но и снаружи. В доме сотника, отца панночки из «Вия», фронтон был весь «измалеван голубыми и желтыми цветами и красными полумесяцами»[277].

Разумеется, при таком распространении живописи появились и свои профессионалы. Малороссия славилась хорошими малярами, которые не только красили, но именно расписывали стены крестьянских, мещанских и, само собой, панских домов. Маляр нередко становился и богомазом. Путь от росписи хаты до росписи церкви на Украине был довольно короток.

Из очерка Николая Костомарова «Воспоминание о двух малярах»: «Как известно, в малороссийском крестьянском быту маляр – явление частое. <…> искусство располагает его к любознательности; маляр рисует богородицу, святых мужей и жен, – надобно знать, как изобразить того или другую, является охота узнать, кто они были и что с ними творилось в жизни, и маляр читает священное писание, жития святых»[278].

По крайней мере одного такого богомаза вспомнит каждый русский читатель. Кузнец Вакула из «Ночи перед Рождеством» не только размалевал миски, «из которых диканьские козаки хлебали борщ», и покрасил в самой Полтаве дощатый забор у сотника Л…ко, но и, несмотря на противодействие чёрта, нарисовал «картину» (икону) для диканьской церкви, где изобразил святого Петра, изгоняющего из ада злого духа.

Мир Гоголя фантасмагоричен, но кузнец Вакула был персонажем вполне узнаваемым. Не знаю, многих ли чертей малороссийским крестьянам и ремесленникам удалось обвести вокруг пальца, однако кузнец, который в свободное время занимается малеванием и пишет иконы, не плод воображения Гоголя. Более того, сам Николай Васильевич, по воспоминаниям сестры Елизаветы Васильевны, с удовольствием расписывал красками стены и потолки: «…наденет, бывало, белый фартук, станет на высокую скамейку и большими кистями рисует, – так он нарисовал бордюры, букеты и арабески»[279].

О Тарасе Шевченко и говорить нечего. В Петербурге он, еще крепостной человек Павла Энгельгардта, работал подмастерьем в артели мастера В. Г. Ширяева, занимавшейся росписями стен. Так, 13 июля 1836 года Ширяев подписал контракт «на живописные работы в Большом театре»[280], а «первым рисовальщиком» в его артели был двадцатидвухлетний Тарас Шевченко[281].

Во времена Гетманщины живопись, иконопись и гравюра были даже в большем почете. При монастырях трудились «многочисленные, подчас опытные живописцы», от села к селу «мандровали» бродячие богомазы-маляры, среди них не были редкостью студенты Киево-Могилянской академии и семинаристы. Обычно они располагали «запасами эстампов и образцов для рисования»[282]. Именно эти студенты перенесут на стены мазанок сложные орнаменты, украшавшие страницы старинных книг. Семинарист из Чернигова, Полтавы и тем более настоящий «спудей» (студент) из Киева могли пользоваться богатыми библиотеками, где хранились редкие книги. Студенты же принесут в повседневную жизнь украинского крестьянина узоры, орнаменты в стиле барокко (главном и фактически «национальном» стиле Гетманщины) и даже рококо[283].

Не удивительно, что еще в XVIII столетии в Малороссии появились и знаменитые художники, даже великие. В Глухове, столице Гетманщины, родился Антон Лосенко. В Миргороде – Владимир Боровиковский. В Киеве – Дмитрий Левицкий. Причем и Левицкий, и Боровиковский были потомственными художниками. Отец Дмитрия Григорьевича, Григорий Кириллович Нос, сменивший свое гордое родовое прозвище на полонизированную фамилию «Левицкий», был гравером, известным не только на Украине, но и в Польше.

Семейство Боровиков (Боровиковских), подарившее России одного из лучших портретистов рубежа XVIII и XIX веков, давно занималось иконописью и малеванием. Хотя Владимир Лукич долго служил в канцелярии, он зарабатывал на жизнь иконописью и стал еще до своего отъезда в Петербург знаменитым и очень дорогим мастером. Боровиковскому доверили украшать дворец («путевой домик»), в котором остановится императрица Екатерина II[284].

«Не было, нет и быть не может!»

«…никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может <…> наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши»[285]. Это слова знаменитого «Валуевского циркуляра»[286].