Следовали выборы, которые иногда протекали мирно (кто кого перекричит), а иногда оборачивались мордобоем. В конце концов избирали новую старши́ну: кошевого, писаря (что-то вроде главы администрации и одновременно министра иностранных дел), есаула и судью. К новому кошевому поочередно подходили запорожцы и сыпали ему на голову песок или мазали голову грязью (если погода была дождливая), чтобы не забывал, кто он такой и не считал себя лучше других. Мера не лишняя, ведь на соседней Гетманщине уже и следа не осталось от былого козацкого равенства и братства: старши́на стала новым дворянством, гетман вел себя будто князь. Запорожье же всё еще сохраняло подлинное народовластие. Поэтому запорожцев очень уважали на Гетманщине.
В ежегодной смене кошевого и старши́ны был даже материальный смысл. По установившейся традиции, новому кошевому из казны русского царя присылали в подарок 7 000 рублей, которые делили между старши́ной[488]
.Без Сечи не было б и Гетманщины, но сама Сечь почти все сто лет существования Гетманщины противостояла ей. Для гетмана запорожцы всегда были головной болью. Во всё правление Ивана Мазепы вплоть до его измены не прекращалась вражда с запорожцами. На Сечь убегали недовольные промосковской политикой гетмана, Сечь была центром оппозиции гетманской и царской власти, оппозиции отнюдь не «парламентской».
Однако летописец Григорий Грабянка, прославлявший доблесть казачества, относился к запорожцам совсем иначе. По крайней мере со времен Брюховецкого Сечь изображается у него притоном голоты, черни, разбойников[489]
. Взгляд Грабянки на сечевиков вполне классовый. Это взгляд гетманского полковника на вольницу, не подчинявшуюся ни его власти, ни даже власти гетмана и самого царя.Зато в украинском фольклоре запорожская тема почти всегда – ностальгическая. Жили-были храбрые рыцари, которые защищали мир христианский от неверных-басурман и от ляхов-недоверков. Но пришел недобрый час – «зруйновали» (разрушили, разорили) Сечь проклятые «москали».
Тарас Шевченко писал об этом с болью и гневом. В поэме «Слепой» козак, ослепленный турками, возвращается из плена на родину и узнает, что Запорожской Сечи больше нет, уничтожены старые украинские вольности, а свободные козаки стали крепостными. Ему рассказывают:
И козак восклицает:
Гоголь писал об этом с тайной грустью, осторожно, намеками, которые понятны были одним малороссиянам: «Не успел пройти двадцати шагов – навстречу запорожец. Гуляка, и по лицу видно! Красные, как жар, шаровары, синий жупан, яркий цветной пояс, при боку сабля и люлька с медную цепочкой по самые пяты – запорожец, да и только! Эх, народец! <…> Нет, прошло времечко: не увидать больше запорожцев!»[494]
А почему не увидать больше запорожцев, русский читатель уже в гоголевское время и не знал. Но малороссийский наверняка помнил. И знаменитая сцена из «Ночи перед Рождеством», где запорожцы вместе с Вакулой приходят к царице, украинцам говорит много больше, чем русским: «Один из запорожцев приосанясь выступил вперед: “Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? <…> Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело твою армию чрез Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?..”»[495]
Но Вакула заговорил о черевичках, и речь запорожцев пропала даром. У этого сюжета была историческая основа: неудачное посольство запорожцев во главе с Сидором Белым и Антоном Головатым в Петербург. Дело было в 1774-м, а в 1775-м Сечи не стало.
Это было уже второе разрушение Сечи русскими[496]
. В 1709 году запорожский кошевой атаман Кость (Константин) Гордиенко поддержал гетмана Мазепу. Вообще-то гетмана он всегда терпеть не мог, считая московским ставленником. А Мазепа терпеть не мог запорожцев за их своеволие, стихийный анархизм, нежелание признавать его законную власть. Союз против «москалей» объединил Мазепу и запорожцев, однако от разгрома не спас.