Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Как писал Николай Костомаров, «запорожцы считали себя искуснее москалей в военном деле, но ошиблись». Русская армия, сформированная из великороссов (иностранцы были только в офицерском корпусе), вымуштрованная Петром, доказала свое полнейшее превосходство. В апреле 1709-го полковник Яковлев взял штурмом Переволочну, пограничную крепость Запорожской Сечи, и перебил всех ее жителей. А в начале мая тот же Яковлев разорил уже и саму Сечь, некогда столь грозную. Причем помогал ему бывший запорожец Игнат Галаган[497]. Этот ренегат проявил такую преданность новым хозяевам, что даже преследовал бежавших запорожцев и отдавал их русским на расправу. Оставшиеся в живых запорожцы ушли под власть крымского хана и основали в низовьях Днепра новую Сечь – Олешковскую.

Олешковская Сечь просуществовала недолго. Согласно легенде, не принимала турецкая земля запорожцев. Умер один козак, его похоронили, а земля вытолкнула его назад. Так и другого, и третьего. Сказали себе запорожцы: «Эй, братья милые! воротимся в отечество: нас тут и земля не принимает»[498]. Вернутся запорожцы под власть России в 1734-м, уже при Анне Иоанновне. Новая Сечь просуществует под формальной властью Российской империи еще сорок лет.

Рыцари-разбойники

Дмитрия Эварницкого (Яворницкого), историка Запорожской Сечи, видели, наверное, все, кто учился в российской или советской школе. Илья Ефимович Репин изобразил его на знаменитой картине «Запорожцы», известной больше под народным названием «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Стриженный в кружок писарь с гусиным пером в руке – это и есть Эварницкий. Дмитрий Иванович осторожно и корректно (как подданный Российской империи), но все-таки высказал мысль, которая сейчас мало кем оспаривается: Российская империя и Запорожская Сечь были несовместимы. Не могла империя долго терпеть целое чужое государство в своих пределах. Государство, только формально признававшее власть империи, а фактически совершенно независимое.

Нельзя сказать, будто Эварницкий и принявшие его точку зрения современные украинские историки вовсе не правы. Сама Екатерина в манифесте по поводу уничтожения Запорожской Сечи указывала, что запорожцы: «расторгали <…> основание зависимости от престола нашего и помышляли, конечно, составить из себя, посреди отечества, область, совершенно независимую, под собственным своим неистовым управлением»[499].

Но была и другая причина, не менее важная, о которой тоже писала Екатерина: запорожцы мешали осваивать земли Новороссии. Обширные степи запорожцы рассматривали как свои угодья. Во второй половине XVIII века занимались на Запорожье и земледелием, и торговлей с Крымом и Малороссией. Границы запорожских земель были очерчены весьма приблизительно. На юго-востоке земли Сечи занимали часть Приазовья и нынешнего Донбасса. Поселения сербских и молдавских гусар, немецких колонистов, русских и малороссийских крестьян появлялись на земле, которую запорожцы считали своей.

Запорожцы боролись за землю даже на уровне идеологическом. Будто бы на камне, который лежал у дороги «в Московский край» возле Саур-Могилы, была надпись: «Проклят, проклят, проклят, кто будет отбирать у запорожцев землю…»[500] Надписи, конечно, не было, но был слух, который десятки лет передавали из уст в уста.

Главным методом борьбы были, конечно, не слухи, не прошения и жалобы, а запорожские набеги на поселенцев. Набеги на соседей, ляхов и басурман, были любимым занятием «низовых лыцарей». А традиционные жертвы этих набегов исчезали на глазах: последние годы доживали и Крымское ханство, и Речь Посполитая.

Между тем, как признает сам Эварницкий, «нападения», «грабежи и разорения» в те времена «не считалось проступками, а скорее удальством и молодечеством»[501]. Ученый забывает только добавить: у запорожцев они проступками в самом деле не считались, а вот другие подданные империи Романовых смотрели на эти набеги совсем иначе.

Беспощадность Петра I к запорожцам отчасти была спровоцирована самими «низовыми лыцарями», которые не брезговали разбоем. Еще осенью 1702 года запорожцы ограбили царскую казну, убив охранявшего ее капитана и солдат, «а бывшего при капитане священника, исколов копьем, замертво покинули в терновнике»[502]. И в екатерининские времена они не оставили свои традиционные «промыслы».