Тень на камне.....

Марк Ульпий Траян, гордо расправив плечи, восседал в центре запряженной белыми рысаками массивной золоченой квадриги, держа в руках скипетр из слоновой кости с золотым орлом наверху и лавровую ветку. Палудаментум – плащ ярко-багряного цвета, знак императорского величия – развевался на ветру, открывая пурпурную тунику, расшитую золотыми пальмовыми ветвями. Короткие начинающие седеть волосы венчал лавровый венок. Стоящий позади раб держал над его головой золотую корону. Пятидесятидвухлетний император был в расцвете сил, даже на расстоянии чувствовался исходящий от него мощный заряд энергии. Как и все в империи, Молест знал, что Траян обладал огромной физической силой и невероятной выносливостью. Армия обожала его. В походах он часто широким шагом шел впереди войска. Солдаты, вернувшись с полей сражений, взахлеб рассказывали, как император наравне с ними продирался сквозь лесные дебри и греб, находясь на флагманском судне, во время переправ через реки. Но его любили не только воины. Траян не в пример своим предшественникам был скромен и обращался с подданными как с равными и в Риме, и в провинциях. Он часто заходил в гости к друзьям, навестить заболевшего или поздравить с праздником. Когда друзья укоряли его за то, что он со всеми держится слишком просто, он отвечал, что хочет быть таким императором, какого сам предпочел бы иметь, будучи подданным.

Агент секретной службы Марк Марций Молест, как и многие в метрополии, был искренне предан своему императору и сейчас дрожал от радости, не веря себе, что удостоился такой чести – ему предстояло быть награжденным лично цезарем за заслуги перед отечеством в покорении Набатейского царства. Вот уже зазвучали литавры – триумфальное шествие близилось к своей кульминации…

Внезапно Молест резко покачнулся и едва не свалился с чепрака – кожаной подстилки на спине лошади. Сладостное виденье исчезло. Он остановил коня, который шарахнулся, испуганный метнувшимся у самых его ног дикобразом, огляделся по сторонам и вздохнул:

«Что-то я замечтался не вовремя. До этого счастливого дня еще очень и очень далеко, – подумал он с легкой досадой. – Да и в любом случае все будет не так. Колесница, запряженная четверкой, просто не проедет через это проклятое ущелье. Ну и ушлый народец эти набатеи. Ухитрились так устроиться, что и природу заставили служить себе».

– Но ничего, мы заставим их построить триумфальную арку для императора, – с недоброй ухмылкой сказал он сам себе вслух и тронул поводья.

Лошадь послушно потрусила дальше по неровной каменистой дороге. Вокруг расстилался все тот же тоскливый пустынный пейзаж, который Молест наблюдал с утра: скалистые горы, кратерообразные каньоны и песчаные дюны. Он уже шестой час скакал по пустыне Негев, направляясь в Вирсавию – самый южный город римской провинции Иудея. Но вот наконец на горизонте показался еще один скальный город – Авдат – последнее набатейское поселение на границе с Иудеей и один из основных торговых центров на Дороге благовоний, как в империи называли караванный маршрут, соединявший страны Средиземноморья с Сабейским царством, откуда доставлялись драгоценные ароматические смолы ладан и мирра. Повсюду по склону горы среди причудливых фасадов святилищ и дворцов набатейской знати виднелись виноградники. Римлянину очень хотелось остановиться ненадолго в пригородной харчевне, промочить пересохшее горло глотком местного вина, славившегося отменным вкусом, но он решительно направил коня на обходную дорогу.

«Надо успеть добраться до вечера, – мысленно напомнил он себе. – А то придется пробираться в темноте среди еврейских поселений – сомнительное удовольствие».

Марк Марций Молест считался одним из лучших специалистов по восточным провинциям империи. Он прекрасно знал историю и обычаи народов, проживающих на завоеванных территориях от Каппадокии до Сирии и Иудеи, но при этом относился к ним с презрительным высокомерием урожденного romanus civis – римского гражданина. А что касается евреев – к этим чувствам примешивалась еще изрядная доля опасений. Иудея стала римской провинцией почти сто лет назад, и долгое время римские наместники пребывали в уверенности, что полностью подчинили местное население, не считая серьезными периодически возникающие беспорядки. Но, как оказалось, под наружным спокойствием полыхало страшное пламя, которое наконец прорвалось невиданным по масштабу восстанием. Чтобы подавить его, Риму при всей его мощи потребовалось больше четырех лет, но даже после взятия Иерусалима самые отчаянные из восставших сопротивлялись еще три года, засев в горной крепости Масада. С тех пор минуло больше трех десятилетий, и внешне все выглядело вполне мирно, но всякий раз, бывая в Иудее, Молест читал в глазах местных жителей неизбывную ненависть. Они ничего не забыли и ничего не простили.