Тень на обороте

Давясь от омерзения, я тянул из ладоней колючие нитки, как вышивальщица, недовольная узором. Только вышивальщице не полить свою работу таким количеством крови…

— …что с тобой? Очнись, пожалуйста!

— Теперь ты, — порадовал я залитую слезами Эллаю, вытаращившуюся на меня с явным испугом. Впрочем, свою распухшую ладонь она протянула сразу же и без малейшего трепета.

Видишь, Илга, — вдруг подумал я мельком, — теперь есть человек, которому я нужен… Не считая тебя.

* * *

Почти совсем стемнело, когда появилась знахарка Елка. Выглянула из-за двери, поджав губы. От прежней приветливости и следа не осталось.

— Что могла — сделала, — буркнула она с неожиданной неприязнью. — Забирайте вашу девку и ступайте прочь.

Эллая, задремавшая на моем плече, встрепенулась и растерянно заморгала. А я поднялся с места с даже с некоторым облегчением. Едва сумерки затопили солнечную деревеньку, как нарочитое радушие аборигенов незаметно перетекло в хмурую настороженность. Они не спускали с нас глаз, но держались поодаль и перестали затевать бестолковые разговоры.

— Как же… — Эллая тяжело поднялась вслед за мной, придерживая живот. — Что случилось? Мы вас чем-то обидели?

— Идите, идите! — бабка недовольно отвернулась.

— Куда же мы пойдем? Ночь же?.. Погодите! — Эллая принялась суетливо копошиться в складках своих юбок. — Я же хотела вам заплатить… Я же…

— Идем, — я не стал дожидаться ответа старухи. Вынес из душной тьмы ведьминого логова спящую Илгу (лицо ее, кстати, порозовело и дышала она хоть и тихо, но отчетливо) и уложил на повозку.

Померещилось вдруг, что в тенях под забором таится кто-то, внимательно наблюдая. Обернулся — лишь бурьян шевелится. А куда люди подевались? Вот и знахарка сгинула, едва я дверь за собой закрыл. В крошечном окне — тьма. В других окошках свет едва брезжит. Я пересек притихшую улицу и забарабанил в дверь дома под желтой крышей. Отклика не дождался. Похоже, любительница новостей с большой земли отменила свое приглашение. Не иначе, как лаванда для простыней иссякла…

Захрустел гравий за спиной. Я резко развернулся, приметив широкоплечую, высокую фигуру, которая остановилась поодаль. В одной руке пришедший держал топор на длинной ручке.

— Уезжайте, — голос был знакомым и принадлежал Ивушу Хлебоеду. — Быстрее, может, еще успеете.

— Что происходит?

— Вас для зверей придержали… Скоро они придут.

— Да что за звери такие?

— О-о… Это звери особые… Они и впрямь колдовские. Они могут стать тем, кем захотят их пастухи. Даже редким царь-зверем, которого уже давно нет нигде в мире. Поэтому звери так ценны… А в обмен им всего-то и нужно — жертва, когда они меняют шкуры, раз в сезон.

Эллая прерывисто вздохнула, вновь обнимая живот.

— Человеческая жертва? — Я мог бы и не уточнять.

Ивуш коротко кивнул.

— Почему вы сразу не рассказали?

— Я пытался вас отговорить сюда идти.

— Не слишком настойчиво.

— В селе у меня внучка живет… И детей у нее двое.

И как это понимать? Как то, что расскажи нам Ивуш правду — их принесут в жертву вместо нас? Или для него в этот раз лучше пожертвовать чужаками, чем родней?

Я зло скрипнул зубами:

— Так вот от чего тут так приветливы к гостям? Вы же видели, что моя спутница беременна.

— Каждый получает шанс, — глаз собеседник не опустил. — Исключений нет. За детей горькую чашу пьют родители… Коли чужих нет, жертву из своих выбирают. Нынче черед Дьяна был.

— А случайных путников вы не имеете привычки предупреждать?

— На то и случайность. Мир полон опасностей.

Он говорил все это совершенно миролюбиво, словно рассказывал надоевшую сказку. Вроде и страшно, и надо добавить эмоций в ударных местах, да не выходит уже.

— И что, все просто покоряются вашим правилам?

— Да. Из поколения в поколение. Иначе звери… могут уйти. А чем тут кормиться? В здешних лесах даже охотиться нельзя, а земля для пашен не годна после магии Оборотней. А редкостные чудища всегда в цене.

— Почему же никто не бежит?

— Вам не понять… — с сожалением заметил Хлебоед. — Люди… Они врастают там, где живут. Пускают корни глубже, чем иные деревья. Если выдрать корни — они погибнут.

Эллая всхлипнула тихонько за спиной. Ивуш отступил в тень. Топор, который Хлебоед держал в руках, отгонял всякое желание догонять, донимать упреками и надоедать с расспросами.

Нас никто не задерживал. Во всяком случае, ни один человек не высунулся из дому. Вот только отчего мне все время казалось, что мы облеплены прикосновениями чужих взглядов, словно паутиной?

…Лес вокруг стоял темный, настороженный, мрачный, совсем не похожий на приветливый дневной. Он плотно обступал дорогу, наваливаясь на нее, пытаясь сдавить. И оттуда доносился странный, переливчатый, потусторонний смех. Лай, повизгивание… А иногда неразборчивые голоса, которые ничем не напоминали человеческие, но роняли смутно узнаваемые слова.

— Мне кажется, там кто-то есть в темноте, — Эллая тревожно жалась к моей спине.

— В лесу полно… — договорить я не успел. Различил впереди нечто бесформенное, завалившее путь, ужаснулся, пытаясь остановить повозку.