Тень на обороте

В углу мерно капает вода. Она сочится с потолка, ударяясь о выдолбленное в полу углубление. Чтобы напиться, надо или хлебать из этой лужи или лечь на пол и глотать каплю за каплей. Переполняясь, вода выливается из чаши и по неощутимому наклону беззвучно бежит в угол, к узкой дыре в полу, забранной вросшей в камни решеткой. Еду мне кто-то принес, оставив в углу — чашка отсвечивает серебряным боком.

Я зажмурился. Ничего особенно не изменилось, разве что чашки не стало видно.

* * *

Капает вода, а кажется, что это время сгустилось и мерно падает вниз, утекая в неизвестность. Оживленный ладонями фонарь разгорелся и теперь неровности на потолке напоминают сложный, гористый ландшафт. Вид с высоты драконьего полета…

Воспоминание о драконе царапнуло, поддело нечто еще живое в душе. «Сдаешься?» — безмолвно осведомилась тишина, и даже глухой стук капель отзывается презрением и недоумением.

Да, сдаюсь…

Единственную слабость, которую я все-таки не позволил себе, так это свернуться, подтянув ноги, как делают огорченные дети. Лежал на спине, мучительно распрямив спину и плечи и таращась на потолок.

На камнях лежали отсветы.

Бронзового цвета долины и горы качнулись, будто потревоженные землетрясением. Тени сместились, пробегая в щелях и выемках черными ручьями. А потом часть потолочного ландшафта поднялась еще выше и затонула во мраке. В образовавшейся квадратной дыре появилось бледное лицо, сосредоточенно огляделось и кивнуло.

— Ага… — сказали сверху с удовлетворением.

Я молча смотрел, как неведомый гость возится, закрепляя веревку, затем разворачивается, спускает ноги и соскальзывает вниз, целиком попадая в крошечные владения света фонаря.

Невысокая, хрупкая фигурка. Светлые волосы убраны под капюшон, но выбиваются на лоб слипшимися прядками. Ямочки под скулами, едва намечены, потому что девушка не улыбается, а озабоченно стискивает губы.

Рановато для галлюцинаций… — рассеянно подумал я.

— Ты живой? — вдруг встревожилась Илга, вглядываясь. — Я уж было подумала… Мог бы и удивиться!

Да, согласился я, надо бы удивиться… Вместо этого я отвернулся.

— Понятно. Я тоже не рада тебя видеть.

— Зачем тогда явилась? — я не пытался пересилить безразличие. — Снова попробуешь убить? Или за кружкой-другой крови? Так поторопись, есть еще желающие.

— Я задолжала тебе.

— Ты мне ничего не должна.

— Эллая сказала, что ты спас меня.

— Я спасал не тебя. Просто ошибся. Искал другую, подвернулась ты. Сожалею. Знал бы, не стал возиться.

Воцарилось тяжелое колючее молчание. Даже не оборачиваясь, я чувствовал, как Илга, кипя, переживает новость. Потом произносит неприятным голосом:

— Мне и без того трудно относится к тебе хорошо.

— Да ну?

— Второй раз ты тоже ошибся?

— Не понимаю.

— На Волчьему уделе. Эллая рассказала, что ты согласился стать жертвой вместо нас.

Я невольно засмеялся и уверенно солгал:

— Увы, опять осечка. Я знал, что вызвери не тронут своего хозяина. Несложно совершать благородные поступки, ничем при это не рискуя… Теперь уберешься с миром? Или мне снова кликнуть стражу?

В ее прерывистом дыхании слышалась простуженная хрипотца. Новая пауза была хрупкой, как перекаленное стекло.

— Идем со мной, — угрюмо позвала она, наконец. — Пусть я тоже ошиблась и пришла не за тем, кого искала, но выведу, кого нашла. Волей или неволей, ты спас мне жизнь. Значит, я должна расплатиться. Я не хочу быть ничем обязанной Оборотню.

— Как трогательно. Но плевал я на твои желания. Уходи, Илга.

— А ты никак подыхать собрался, Оборотень? — похоже, Илга сменила и тон, и тактику. Наивная.

— Не твое дело.

— Трогательное зрелище. Оборотень в капкане. Лежит и скулит.

— Убирайся.

— Так и загнешься здесь, в темноте, захлебнувшись от жалости к себе?

— Попробую. А ты лучше возвращайся к своим. Им нужнее твоя назойливость.

Но слова ее уже прожгли душу, разъедая, как кислота залежи серого пепла. А ведь верно… Мерзкое место для того, чтобы провести остаток жизни, как бы короток он ни был. И исчезнуть из-под носа обозленного Арина было бы занятно. Надо будет разобраться, как Илга сюда попала, после того, как она сбежит. Ее помощью пользоваться не хочу, но не может быть, чтобы я не разгадал фокус, если знаю, что однажды его проделывали…

Однако эта настырная девица явно не собиралась сдаваться. И сменила подход в третий раз.

— Если уж ты все равно собрался подыхать, так может, сделаешь это как положено? — она прошлась по камере, колебля застоявшийся воздух. Пахнуло древесной смолой и хвоей, и я невольно повел носом.

— Не могу не оценить твою тактичность.

— Окажи услугу людям — сдохни побыстрее!

— Рад бы, да не выходит.

— Могу помочь.

— Кто б сомневался… Хотя… — значение только что произнесенных слов достигло моего затуманенного сознания, и я резко поднялся на локтях. — Это разумная мысль.

— Кто б сомневался, — с достоинством повторила Илга. В полутьме разобрать выражение ее лица было трудно, но зубы блеснули в усмешке.

— От самоубийства пользы может и вовсе не быть, — размышлял я вслух. — Но вот если найдется тот, кто окажет услугу себе и другим…

— Ну, а я о чем?

— Я серьезно.

— Я тоже.