Тень на обороте

Пацан-крепыш и длинноногая девчонка в домотканом платьице прыснули прочь, побросав самодельные удочки и плетеные из прутьев корзинки. Второй мальчишка замешкался, неловко прыгая, казалось, прямо по водной глади шагах в десяти от кромки берега. Оступился, свалился, погрузившись с головой, и сразу же вынырнул в туче брызг.

— Вот я расскажу твоей мамке, Ким, что ты тут творишь! — негодующая Илга забралась в пруд и поволокла пацана на сушу. — Ведь строго-настрого велено не скакать по воде! А если на глубину заведет?

Тот отпихивался локтями и тормозил пятками.

— Че я, глупой что ли? Я у бережка…

На блестящей, взбаламученной поверхности пруда таял пунктир оплывающих ледяных линз, по которым еще недавно прыгал мальчик. Мелкие, удержать могут разве что ребенка.

— В этом году заморозней развелось видимо-невидимо, — Илга вернулась ко мне, ворча и стряхивая воду с безрукавки, наброшенной поверх клетчатой рубашки. — Все пруды заражены. А эти балбесы и рады…

Заморозень живет под поверхностью пресных водоемов и, чтобы схватить добычу, умеет мгновенно проморозить воду вокруг себя до самого дна. Образовывается длинный ледяной столб… Иногда так заморозням удается поймать даже неосторожную птицу или зверя.

— Будто сама ни разу не прыгала?

Илга, прямо на себе отжимавшая штаны и подол рубахи, подняла на меня неожиданно серьезные глаза:

— Прыгала. Это несложно. Главное ни на мгновение не останавливаться, иначе упадешь, — она криво усмехнулась. — Очень во взрослой жизни пригодилось. Беги и не смей останавливаться. Иначе умрешь.

Я, честно сказать, опешил от неожиданного перехода. Илга же, как ни в чем ни бывало, зашагала прежним легким шагом прочь. Оставалось только догонять.

Ивы и вербы сменились лиственницами. Дорога, выложенная ракушечником, петляла, словно запутавшись. И не планировала заканчиваться.

— Далеко еще?

— Не очень.

— Там есть мост?

— Переправа.

— Ты хорошо ориентируешься на соседнем острове?

— Да, — односложно ответила Илга.

— И в жилище барона?

— Разве нам туда нужно?

— Мало ли…

— Я бы не советовала туда ходить. Его сиятельство… своеобразный человек.

— Вы знакомы?

— Как же не знать собственного повелителя? — Она напряженно повела плечом. — А мне, как наследнице создателя бароновой крепости, пожалована постоянная должность при его дворе. Я работала в Ручьях одно время. Недолго.

— Кем?

— Помогала Яннеку. Он оформлял для дочерей барона комнаты, а я подбирала рисунки из старых книг.

— Не понравилось там работать?

— А там понравиться можно только одним способом. Только не всем этот способ нравится. Вот мы и не нашли взаимопонимания… — Илга вдруг усмехнулась зло.

— Да ты бесстрашная.

— И мстительная, — многозначительно добавила она. — Только потом нас, конечно, уволили. Обоих.

— А в Пестрых реках что делала? Это ведь город такой, верно?

— И там работала.

— Кем?

— Кем придется.

Охоты отвечать на вопросы в ее голосе вовсе не прибавилось. Пришлось отстать.

Лиственницы расступились, обнаружив обрывистый обрез восточной части острова, широкую пропасть и вздымающуюся напротив вертикальную стену Старокоронного. Провешенная над пропастью канатная дорога выглядела паутинкой, протянутой между двумя валунами. Только вместо паука — плетеная из лозы продолговатая корзина, сейчас заякоренная на нижнем берегу. На борту корзины краской криво намалеваны руны «от падения». Бестолковая самодеятельность.

У края пропасти притулилась будка переправщика. А чуть поодаль — добротный с виду домишко, крытый створками желтых и голубых раковин. С порога дома за нашим приближением равнодушно наблюдала высокая, рыжеволосая женщина, возле которой сидел на корточках ребенок лет трех.

— Неужто ты, Илга?

— Добрый день, — неприязненно молвила Илга. — Мы на переправу.

— Никак вернуться вздумала? — с едва прикрытой, многозначительной насмешкой поинтересовалась оживившаяся женщина.

На скулах Илги мгновенно проступили алые пятна, а лицо закаменело, однако девушка все так же холодно ответила:

— Не вздумала.

— А это кто ж с тобой? Что-то не припомню…

— Знакомый. Мы по делу.

— Ну, раз по делу… Небось, к самому барону? — женщина улыбалась, обнажая ровные белые зубы. Было что-то в ее улыбке плотоядное. Затем лениво произнесла: — Сейчас кликну Гро. Он отлучился, сегодня не ждали никого.

Она, не спеша, ушла за дом. Сидевший на крылечке малыш апатично смотрел прямо перед собой. Он был тоже рыжий, очень бледный и какой-то неживой. Не таким должен быть трехлетний ребенок.

— Он хворый у них, — негромко пояснила Илга, проследив за моим взглядом. — Так целыми днями сидит. Цветные камешки любит. Яннек приносил ему их с берега. И я… Только мать его запретила.

— Почему? — машинально спросил я.

— Сказала, что он их глотает.

Мальчик поднял голову. Глаза его блестели непроницаемо и безразлично, словно эти самые, подобранные на берегу влажные голыши. Погрузиться в его плотный взгляд было так же сложно, как пробуравить дырку в гальке, потому что с изнанки к ребенку присосался подсаженный кем-то клещ.