— Я думала… — едва слышно заговорила Илга, глядя мимо и сквозь меня. — Я думала, что это просто татуировка такая и глупое украшение… Отвратительно, но… Туристы иногда странные вещи с собой делают. Даже такие.
— О девушке позаботятся, — все тем же дружелюбным тоном пообещал издали Ставор. — Она получит награду за оказанную помощь.
— Илга, слышишь?
Илга отсутствующе молчала. У ее неприязни был такой же колюче-горьковатый привкус, как у хвои, что осыпалась с лиственницы.
— Тебе заплатят больше, чем за работу гуртовщицей. Тебе ведь нужны деньги.
На какой-то сумрачный миг мне померещилось, что взгляд девушки ожил. Но нет, Илга не отозвалась. А в зрачках ее отражались огоньки молний, пляшущих на жезлах стражей.
— Идемте…
— Еще кое-что.
Обойдя окаменевшее на земле семейство переправщика, я поднялся на крыльцо дома, где безучастно сидел маленький рыжий мальчик. Содрал с него
Только вернувшись к поджидавшим меня магам, я сообразил, что не почувствовал возмущения амулета. А Ставор глазел на меня с благосклонным любопытством, как на экзотическую зверюшку, только что выкинувшую ловкий фокус.
— Гораздо гуманнее было бы вовсе уничтожить
— Тогда мамаша снова подсадит его сыну, — возразил я. — А пока эта пакость будет разбираться с себе подобной, пройдет достаточно времени, и мальчик нарастит собственную защиту.
Ставор хмыкнул:
— А убить обоих
— Вы правы, — согласился я. — Это было бы гуманно. — И, не оглядываясь, забрался в планер.
* * *
Кое-что рассказал Ставор по пути на Старокоронный. Кое-что не рассказал Малич, он вообще больше молчал, увлеченный превращением своего изъязвленного лица в ледяную маску. Кое-что я додумал сам.
После взрыва и моего падения самолет продержался достаточно долго, чтобы дотянуть до береговой полосы следующего за Старокоронным острова — острова Пестрых рек. Там он удачно сел на воду, а вскоре и помощь из гнезда подоспела. Не пострадал даже запас
— …это счастливая случайность, что воздушная страховка все еще действует, — Ставор смотрел благожелательно и явно отдавал себе отчет, что только что употребил странное для лексикона моего окружения слово «счастливая». — В былые времена за поголовьем небесных змеев особо следили, в Пестрые реки залетало много самолетов, а сейчас как-то… — он неопределенно пошевелил пальцами. — Все больше плавают.
— Как я их понимаю, — пробормотал я, стараясь не особенно коситься в стеклянный глаз планера.
Скалы росли, одеваясь зыбкой кисеей тумана. В низине рассыпалась горстка огней. Деревня?.. Мелькнул приземистый замок, затаившийся среди гранитных зубьев. Словно и впрямь корона, застрявшая в пасти зевнувшего дракона.
— Я тоже предпочитаю морские путешествия, — Ставор скупо улыбнулся краешками губ. — Но Пепельное Ожерелье слишком удалено от центра. На мой взгляд — это благо, но, думаю, вы не прочь побыстрее вернуться назад… А, кстати, как поживает мой любимый ученик Гергор?
— Гергор ваш ученик?
— Талантливый мальчик. Один из лучших…
Мальчик? Хотя — да, для Ставора все, кому не исполнился век-другой — сущие младенцы.
— …не слишком одиноко на Черноскале?
— У него есть компания.
Планер качнулся, я непроизвольно сглотнул. Малич выставил квадратную челюсть, сверля меня бешеным взглядом.
— Да спросите же, наконец, Бриго! — вдруг предложил Ставор, удобно откинувшись в кресле и напротив Малича. — Иначе, здесь скоро искры проскакивать станут. Вы спросите, а он честно ответит.
— Оборотням нельзя верить, — Малич разомкнул, казалось, смерзшиеся губы. Мне даже померещился сухой треск.
— В моем присутствии — можно.
Малич перевел глаза с мага на меня, словно пушку развернул. Тяжелую такую, палящую чугунными ядрами.
— Думаю, это вы подстроили катастрофу!
Бум! Чугунная болванка сносит крышу. Я от удивления даже не сразу нашелся, что сказать.
— Вы так меня ненавидите, что лишились способности соображать?! Зачем мне это?
— Не знаю. Вы же Оборотень. Не мне разбираться в логике Оборотней.
Бум! Второе чугунное ядро. Бьет наповал. Слепо и тупо, как этот аргумент.
Я выразительно приподнял брови. Это, наконец, проняло Малича.
— Ловушка выкатилась из вашей сумки!
— Она выкатилась с той стороны, где лежала моя сумка, и где должен был находиться я сам. Мои вещи проверяли перед полетом. А самолет — нет.
До меня вдруг дошло, что за «ее» я погубил. Единственная женщина на борту была из «замороженных». Это она держала ловушку в руках.
— Что с ней случилось?
— Она умерла.
«Незачем было хватать и вертеть незнакомый предмет», — подумал я, пытаясь разбудить в себе раздражение. Но некстати вспомнилось, что при «заморозке» резко снижаются интеллектуальные способности человека.