Тень на Солнце

— Ты знаком с содержанием? — глухо спросил Черный, наблюдая, как стремительно чернеет лист.

— Да, — последовал короткий ответ.

— Это она, твои люди уверены?

— Татуировка на плече, господин Главный Смотрящий. Голова дэва. Ошибки быть не может.

— Она…точно там, как было написано в письме?

Эниох некоторое время смотрел на начальника. Он словно обдумывал ответ.

— Именно там, я проверил лично.

— Кто еще знает?

— Только я и один верный человек.

— Ценный агент, Эниох?

— Очень. Но он ничего не знает, — поспешно добавил тюремщик. — Ему лишь было дано задание разыскать женщину с татуировкой в виде головы дэва на плече.

— А что знаешь ты, Эниох? — повернулся Гастон. Блики огня снова заплясали в разноцветных глазах. Начальник тюрьмы сглотнул.

— Ничего не знаю, господин Главный Смотрящий. Просто женщина, которую необходимо разыскать.

Гастон Черный медленно кивнул и повернулся к огню.

— Твой человек, нашедший ее… Он видел ее?

— Э…нет, господин, еще нет. Но сведения абсолютно достоверны. Я уже все организовал. Послезавтра отправлюсь лично и проверю.

— Я поеду с тобой.

Эниох слегка вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

— Как будет угодно вашему превосходительству.

— Проследи, чтобы за эти два дня с ней все было порядке! Ты понял? Теперь иди, Эниох. Я надеюсь на тебя завтра.

Оставшись один, Главный Смотрящий Солнечного Королевства Мзум, Гастон Черный, самый могущественный человек в государстве, обхватил голову руками и долго сидел, не шевелясь. Огонь прожорливо трещал, вгрызаясь в полена, причудливые тени плясали свой адский танец, а за окном снова застучал дождь. Гастон вздрогнул, расстегнул ворот рубахи и, обнажив предплечье, долго смотрел на тусклую синеватую татуировку в виде оскалившейся головы дэва.

И никто не видел скупую слезу, покатившеюся по щеке грозного главы Тени.

— Лали, сестренка…неужели я нашел тебя?

Несмотря на страшную усталость, Зезве удалось забыться лишь под самый рассвет, да и то ненадолго. Пролежав с открытыми глазами некоторое время и поняв, что уснуть не удасться, он поднялся, натянул брюки, легкие сапоги и отправился умываться, заодно решив проверить, как там Толстик. Конечно, с упитанным рыжим жеребцом все было в порядке, Назар наверняка отвалил ему царскую порцию овса, но Зезва, когда был дома, утром всегда отправлялся в конюшню. Вот и теперь, обкатившись водой и фыркая, он принял из рук улыбающейся Хольги полотенце и вытерся, дрожа от холода: дождь хоть и прекратился, но небо было затянуто тучами, дул холодный, хотя и не очень сильный ветер. Уже почти рассвело. Донесся запах костра: эры упрямо пытались жечь листья. Лаяли собаки, а далеко-далеко надрывался припозднившийся петух.

— Хозяйка? — спросил Ныряльщик, стуча зубами.

— Исчо не возвернулась, — покачала головой Хольга, принимая полотенце. — Што же ты так рано, Вачев сын? Ни свет, ни заря… Каспер-та, дружок твой, спит! Оно и понятно — утомился, страсть!

— А брат Кондрат?

Ответом Зезве был грохот шагов по веранде и громкое сопение — достойный инок уже спускался по лестнице, потягиваясь. Хольга всплеснула руками и побежала на кухню, за свежим полотенцем, и проверить котел и сырные лепешки в печи. Не дай Ормаз, подгорят. Вот позору-то будет.

— Доброе, — кивнул брат Кондрат на приветствие Зезвы. Набрал горсть воды из кадки, шумно и с фырканьем умылся. С наслаждением вдохнул полной грудью. — Хорошо в селе родном…

— …пахнет сеном и дерьмом! — скривился Зезва.

— Ты, сын мой, попридержал бы язык, клянусь Ормазом. Что Каспер? Дрыхнет?

— Конечно, — проворчал Ныряльщик, набрасывая рубаху, а за ней куртку. — Я вот собираюсь посмотреть, как там Толстик. Вытрешься моим полотенцем, не брезгуешь? Я мылся и вечером, так что я чист и…

— Мысли только у тебя не вполне чистые, сын мой! — сказал монах, принимая полотенце.

— Почему это, курвова могила? — возмутился Ныряльщик.

Отец Кондрат вознамерился было ответить и даже поднял назидательно толстый палец, не иначе, призывая в свидетели Дейлу, а может, и самого Ормаза, но замер, уставился куда-то за плечо Зезвы.

— Утро доброе вам, с Ормазом и Дейлой! — раздалось с западно-мзумским акцентом.

Аинэ стояла на веранде, поддерживаемая под руку Хольгой. Девушка была заботливо укутана в плед, а на голову ей сердобольная эрка повязала теплый ворсистый платок. Но длинные волосы все равно выбились, спадали на плечи и грудь. Глаза цвета морской волны смотрели смущенно и устало. Губы чуть приоткрыты, а на лбу маленькая морщинка.

— Дочь моя! — обрадовался брат Кондрат, всовывая полотенце в руки Зезвы. — Хвала Дейле! Я молился за твое здоровье все время. Тебе лучше?

— Да, спасибо, — смущенно кивнула Аинэ, пошатнулась, оперлась о руку охнувшей Хольги. Слабо улыбнулась. — Спасибо, тетушка… Просто небольшая слабость. Я слышала, вы направляетесь в конюшню. Можно и мне с вами?

— Конечно, можно, — просиял монах и ткнул локтем стоявшего с кислым видом Зезву. — Не стой, как баран, ответь девушке!

Аинэ улыбаясь, взглянула на Ныряльщика. Тот хмуро засопел, наконец, поклонился.