Тень на Солнце

— Западники? — Вольдемар любовно поглаживал книгу. — Придет и их черед, дружище Керж… Они воображают, что протянут долго? Пока их подданные сыты и довольны, они могут спать спокойно. Но если в один прекрасный день подорожает пшеница или придет черная смерть, эры Западной Зари сначала сметут свои правительства, а потом вцепятся в глотку друг друга. Сразу вспомнят о неправильной форме носа соседа или сомнительном происхождении старосты деревни. Человек рождается с ненавистью ко всему, что хоть чем-то отличается от него самого.

— Но, ваше величество, — решился возразить Керж, — в Элигере тоже много разных меньшинств, не элигерцев.

— Это правда, — кивнул Вольдемар. — Но они уже почти все говорят только на элигерском языке, лишь от стариков да еще в удаленных деревнях можно услышать прежние варварские говоры. И это — неизбежно. Для нерушимости Директории Элигершдад жизненно важно единство. Но не разнообразие в единстве, а единство однотипности, Керж! Еще одно-два поколения, и в Элигере будут жить одни элигерцы. Зато будут мир и спокойствие. Никто не подожжет дом соседа, только потому, что тот говорит на чужом языке или молится Ормазу не по-элигерски. Мы несем мир, друг Керж, понимаешь, мир!

Император не вернул книгу на место. Он пошел к своему столу и осторожно положил тяжелый том рядом с вазой с букетом свежих роз из императорского сада. Керж напрягся. Цветы. Вольдемар застывшим взглядом смотрел на розы. Медленно поднял руку и коснулся шипов.

— Острые, — прошептал он. — Керж…

— Ваше величество?

— Мне пора, ты же знаешь. Что-то еще?

— Да… Он здесь.

В неподвижных глазах императора вспыхнула еле заметная искорка.

— Давно он ждет?

— С начала моего доклада, ваше величество.

— Ты смелый человек, Керж, — слабо улыбнулся Вольдемар и вдруг закашлялся, согнулся пополам, схватившись за край стола. Поднял руку, чтобы всполошившийся Керж оставался на месте. Долго и мучительно кашлял в белоснежный батистовый платок, наконец, сел за стол, спрятав скомканный кусок ткани. Но Керж знал, что на платке остались темные сгустки крови.

— Зови. Предупреди врача, чтобы ждал в приемной.

Керж поклонился и вышел, на мгновенье задержав взгляд на букете роз на столе.

— Острые такие, — шептал Вольдемар, потирая виски.

Что-то незримое заставило его напрячься и поднять голову. Вольдемар вцепился руками в подлокотники кресла и уставился на вошедшего.

— Как всегда бесшумен, — произнес он. Казалось, слова с трудом даются грозному повелителю Директории Элигершдад. — Давно не видел и… и не слышал тебя.

— Давно, — подтвердил гость странным голосом. Странным, потому что казалось, он исходит не со рта, а откуда-то изнутри его тела, укутанного в длинный черный балахон с капюшоном, скрывающим лицо.

Вольдемар некоторое время всматривался в темную пропасть, что зияла там, где у гостя должно было быть лицо, но тщетно: темная волна ткани скрывала все.

— Ты снова смотришь на меня, — с упреком проговорил гость в капюшоне. — Зачем? Что ты хочешь увидеть, повелитель Элигера?

— Да, я знаю, — согласился император, отводя взгляд. — Я иду в сад. Пойдешь со мной, кадж.

Человек в капюшоне тихо прошипел:

— Не называй меня так вслух.

— Ах да, — усмехнулся Вольдемар. — Извини… Не нервничай, здесь нас никто не слышит.

— Даже твоя ищейка Удав?

— Керж? Воображаешь, он не знает, кто ты такой? Пошли, Нестор. Ведь так тебя зовут, правда?

— Правда.

— Вот и отлично.

С этими словами император вытащил из вазы букет роз и направился к дверям, даже не оглянувшись на посетителя. Тот несколько секунд смотрел на кресло. Втянул в себя воздух.

— Кашляешь… — еле слышно прошептал Нестор, затем еще сильнее натянул капюшон, сгорбился и направился вслед за императором.

Во сне к нему явился покойный отец.

— Папа? — недоверчиво спросил Каспер. — Это ты? Но… ведь это сон, правда?

— Правда, сынок, — с улыбкой сказал отец. — Ты спишь и видишь сон.

— Я сейчас проснусь, и ты исчезнешь.

— Конечно. Ведь это всего лишь сон.

— Значит, ты — мое воображение.

— Не совсем так, сынок.

— Я… я не понимаю.

— Каспер, сын, я хочу, чтобы ты не держал зла на своих сводных братьев. Они — простые эры.

— Хорошо, отец, не буду… Хотел спросить тебя кое о чем. Можно?

— Можно, сын. Тотоес, властитель сновидений, разрешил мне немного поговорить с тобой.

— Отец…я просто…я вовсе не победитель сильнейших, я слаб и нескладен. В первом же бою меня разоблачат и…

— Не бойся, сын. Сила не кулаках, а в твоем сердце. И помни: в дороге и дома, в ненастье и спокойствии, на войне и в мире, свершенные ранее добрые дела хранят человека…

Зезва по прозвищу Ныряльщик хмуро наблюдал, как корчмарь, ловко пробираясь между столами, несет ему очередную кружку мзумского светлого пива. В корчме стоял обычный для подобных заведений шум и гвалт. Полураздетые девицы разгуливали среди пьянствующих посетителей, и каждый из них норовил хватануть девок за зад. Проститутки натянуто повизгивали и отпрыгивали, хотя и не слишком рьяно. Корчмарь бухнул кружку на стол. Зезва поблагодарил его кивком и сделал большой глоток. Пиво было отличным.