Тень над скульптурой

Машина плавно пристроилась рядом с седаном бизнес класса на парковке ресторана, разместившегося на самом берегу северного побережья Финского залива. Территорию заведения огораживал железный забор с фундаментом, выложенным камнем. Вход в обитель изысканных запахов и вкусов охраняли прикованные к огромным горшкам пышные туи насыщенного изумрудного цвета. Здание ресторана, сияя стеклами и металлической черепицей темно-зеленого цвета, выглядело настолько свежим, будто возвели его несколько недель назад.

Александр не спеша закрыл машину. Торопливое мелькание по шоссе только сейчас нагнало разморило. Накатила волна, распустив по телу тоскливое чувство утомления. Он огляделся по сторонам: последние две недели лета. На голубом небосводе, огибающем землю, перистые облака. Воздух еще теплый, но будто бы уже сдающий неукрепленные позиции осенней прохладе… Он повел плечами – движения неторопливы, как и у всякого, кто не знает, куда деть остаток дня. Зашел в ресторан, зал которого, как выяснилось, практически пустовал, лишь в нескольких местах торчали грибами под осинами люди – непременно мужчины в костюмах с женщинами в платьях. Кудрявый бармен до блеска натирал бокалы, словно кому-то доказывая, сколько стараний ему приходится отдавать за рабочий день. Две молоденьких официантки перешептывались между собой, укрывшись под тенью мрачного угла, и тихо посмеивались, прикрывая рты маленькими ладошками.

Хмыкнув носом, он, громко отстукивая каблуками черных туфель, чтобы только собрать внимание, прошелся через весь зал. Распахнул дверь на веранду. Легкий порыв ветра вихрем ворвался в помещение, растрепав салфетки на первых столах. Александр уселся за один из столиков поближе к перилам. Темная вода залива лениво пенилась, шумела, но ничего, кроме крохотных волн, едва дорастающих до щиколоток, более не выдавала. В такую ясную солнечную погоду Санкт-Петербург контурами показывал порт, к которому стремились совсем крохотные игрушечные корабли, и едва различимые верхушки жилых домов.

Подставив лицо диску яркого солнца, Катаев грелся, отложив до более беспокойных минут размышления о буйствах жизни. По какому-то чуду существование вдруг в разы упростилось, старые передряги превратились в отголоски прошлого, какое только и способно, накатывая на память крохотной волной, изредка заводить тоскливую шарманку. Нынче только плати вовремя, да наслаждайся мещанским раем… В глаза, как солнечный блик, вдруг бросилась забытая на стуле ветхая книга, чьи страницы выглядели так, будто они вот-вот рассыпятся в прах. Александр без интереса поднял ее. Раскрыл. Это оказалась философия счастья. Даже автора на задворках рукописи не видать. Прикрывая рукой зевоту, Катаев безынтересно перелистывал страницу за страницей до тех пор, пока наконец не явилась худенькая официантка. Темно-каштановые волосы отдавали медным отливом в солнечных лучах. Девушка, сжав блокнот двумя руками, тихонько дожидалась…

Александр поднял на нее задумчивый взгляд – мудреный мыслитель, замеченный в эпицентре тягостного порыва сумеречных дум и готовый вот-вот поделиться загадкой-вопросом. Из непроглядной черной мглы зрачков вырывалось, едва задевая девушку, далекое и неоформленное, не обросшее плотью, но уже завывающее раненным зверем…

– Добрый день… – с боязливой опаской затянула она песню официантов, хотя вот только пару минут назад бойко, посмеиваясь, переговаривалась с подружкой по работе.

– В чем ваше счастье?

– В чем мое счастье? – растерянно повторила она.

– Именно, в чем счастье?

Скривив губы, с каких уже стерся блеск помады, девушка пожала худенькими плечами, с разрушающейся утопией в глазах уставившись куда-то вдаль, как будто выглядывая момент, когда наконец-то представится возможность, сорвавшись с цепей, вырваться на вольный простор. У этой маленькой официантки было необычайно красивое личико, какое чудно бы смотрелось на большой сцене или… Куколка, произведение искусства, вынужденное разделять участь служащего…

– Не знаю… Не знаю я! – заспешила она. – Вот, держите меню.

Избегая зрительного контакта, официантка положила на край стола меню с такой поспешностью, словно намереваясь как можно скорее избавиться от приставучего гостя. Она уже развернулась, уже отступила от столика на шаг – Александр поймал бедняжку за запястье, как будто она уже принадлежала ему. Девушка замерла в испуге. Вместо ожидаемой краски бледность. Она смотрела на Катаева и при этом куда-то сквозь него, как будто бы в даль непроглядного прошлого… Катаев не держал крепко – при желании она легким движением могла бы вырваться, но девушка того даже не заметила.

– Не надо меню. Американо, пожалуйста. И круассаны. Найдутся?

Испуганным зверьком, какой готов на что угодно, лишь бы отпустили живым, она поспешно закивала, потом, осторожно высвободилась из хватки, и, пряча глаза, отступила к двери.

Худенькое тельце девушки скрывало некую таинственную необузданность, какая еще не раскрылась всему миру живописным бутоном, к какой еще ни одна душа не сумела притронуться…