— Одну минутку, — сказал портье и набрал номер коллеги в «Тадж-Махале». — К сожалению, нет. Они с тренером закрылись в номере и просили не беспокоить.
— Ну что ж, — Белов повернулся к Лайзе, — значит, увидим его завтра вечером, во время боя.
В лифте они были одни. Лайза прильнула к нему и прошептала на ухо:
— Ты не хочешь поступить, как этот боксер?
— То есть?
— Запереться в номере?
— Это отличная мысль, — ответил Белов. — Устроим спарринг?
Лайза многозначительно кивнула. В глазах ее вспыхивали веселые искорки.
— Лайза Донахью, — начал Белов официальным тоном. — Позвольте мне выразить вам свою глубокую признательность за весомый вклад в дело укрепления дружбы и сотрудничества между российским и американским народами.
— Господин Белов! — тонкие пальчики Лайзы скользнули в щель между пуговицами его рубашки. — Со своей стороны, я нахожу это сотрудничество весьма конструктивным. А может быть, — будущее покажет — и плодотворным.
Саша крепко обнял Лайзу.
— Знаешь, что я сделаю в первую очередь, когда мы войдем в номер?
— Догадываюсь, — ответила Лайза, целуя его в подбородок.
Белов покачал головой.
— Нет. Это — во вторую. А в первую — найду табличку «Не беспокоить», пририсую двадцать восемь восклицательных знаков и повешу на дверь!
— Господин Белов! — усмехнулась Лайза. — Вынуждена признать: у вас сугубо аналитический склад ума. Когда дело касается стратегии, вам просто нет равных.
— Госпожа Донахью! Не стоит себя недооценивать. У вас тоже есть сильные стороны! — и он по-хулигански ущипнул ее чуть ниже спины.
Лайза широко открыла глаза, воскликнула: «Ах, вот вы как?» и, обвив его шею, запрыгнула на Белова; ему ничего не оставалось, кроме как подхватить ее свободной рукой.
Смеясь и дурачась, они вывалились из лифта и пошли (точнее, Белов понес Лайзу) в номер. Им было легко и свободно. Они вели себя, как влюбленные подростки в семнадцать лет, ничуть не смущаясь тем, что им уже далеко не семнадцать. Сейчас это не имело никакого значения. На следующий день все изменилось…
«Тадж-Махал» готовился к бою. Поединок был назначен на семь часов вечера. Техники проверяли исправность мощных софитов, укрепленных под высоким потолком. Служители обходили ряды, пробуя, не-шатаются ли где пластиковые стулья. Конечно, «Тадж-Махал» не стадион, а боксерский поединок не бейсбольный матч, но вероятность того, что болельщики, не придя к единому мнению, начнут мутузить друг друга отломанными сиденьями, была довольна велика. Огромные, похожие на матерых самцов гризли, секыорити обходили зал, заглядывая в каждый укромный уголок.
Наверху, в комментаторской кабине, звукорежиссеры колдовали над пультами. Ожидалось, что бой будут транслировать несколько общенациональных каналов и как минимум четыре сети кабельного телевидения. В половину шестого в зал спустился владелец казино и отеля Майк Боумен — импозантный мужчина средних лет. Он лично обошел ринг, пока еще накрытый огромным квадратным флагом с логотипом «Тадж-Махала», проверил места для боковых судей, телеоператоров и почетных гостей. В пустом зале стояла гулкая тишина.
Несмотря на то, что билеты в первых рядах стоили гораздо дороже, и купить их можно было только по специальному разрешению, стулья здесь были точно такие же, как и на галерке. Боумен считал, что, во-первых, бокс — очень демократичное зрелище, а, во-вторых, эмоции и азарт бьют здесь через край, и людям по большому счету наплевать, насколько удобно при этом их задницам.
На утреннем взвешивании и последовавшей за ним короткой пресс-конференции русский боксер показался Боумену подавленным или чем-то расстроенным. Но, скорее всего, утешал себя Боумен, он просто сосредоточен. Майку очень не хотелось думать, что русский выйдет на этот бой морально не готовым. Ставки были высоки; сеть букмекерских контор, принадлежавшая «Тадж-Махалу», принимала на него три к двум.
После взвешивания Степанцов с командой опять удалились в номер, попросив никого к ним не пускать. Боумен распорядился, чтобы у входа постоянно дежурили два охранника. Огромный маховик шоу-бизнеса закрутился, набирая обороты.
В шесть часов вечера во всем зале вспыхнули огни. Публика, пока еще немногочисленная, стала заполнять ряды. Мужчины оживленно беседовали, обсуждая шансы бойцов. Женщины, которых высокое искусство кулачного боя интересовало в гораздо меньшей степени, рассматривали наряды и украшения подруг-соперниц. Тогда же, в шесть вечера, бойцы спустились в свои раздевалки…
Лайза стояла спиной к Белову у зеркала в их номере. Она была чудо как хороша: серебристое платье, расшитое блесками, заканчивалось чуть выше колен. На спине — глубокий вырез, подчеркивающий тонкость талии. На белой точеной шее — изящное бриллиантовое колье.
— Помоги мне, пожалуйста. Застегни замок, — попросила она.
— Разумеется. Но должен сказать, что без одежды ты выглядишь куда лучше, — Белов выполнил ее просьбу и нежно поцеловал Лайзу меж лопаток.
— Мы опаздываем, дорогая! — напомнил он ненавязчиво.