– Пришлось сказать ему, что я – увы! – лесбиянка и совершенно не интересуюсь мужчинами.
– И что же?
– После этого мы подружились…
– Сукин сын, – повторил англичанин, выкручивая руль на очередном повороте дороги.
Уроженец Венесуэлы Ильич Рамирес Санчес, он же – Карлос по кличке Шакал, оставил мрачный и кровавый след в современной истории, организовав в семидесятые годы прошлого века серию терактов, жертвами которых стали как минимум восемьдесят человек. Когда-то он тесно сотрудничал с радикальными арабскими группировками – в том числе с палестинцами, и самой громкой операцией Карлоса был захват его группой в Вене участников совещания ОПЕК.
Шакал долгое время считался международным террористом номер один и разыскивался правоохранительными органами многих стран. Наконец он был все-таки арестован французской разведкой в Судане и приговорен к пожизненному заключению. К тому же в судах других стран находятся еще несколько дел, связанных со взрывами и убийствами, организатором либо исполнителем которых считают Карлоса – так что терять ему в любом случае было нечего. Поэтому, даже находясь за решеткой, Шакал не перестает обращаться к своим соратникам во всем мире с призывами наносить удары по американцам и израильтянам в поддержку палестинской интифады…
– Что он сказал? Ему известно что-нибудь про полоний?
– Нет. Он говорит, что комиссия Митрохина фальсифицировала очень многие документы КГБ.
– Да неужели?
– Шакал отрицает любую причастность кого-либо из своих людей к взрыву бомбы на железнодорожном вокзале в Болонье в восьмидесятом году, когда погибли восемьдесят пять человек. Он говорит, что вооруженные группы марксистов никогда не организовывали спонтанных терактов – они наносили точные избирательные удары лишь, как он выразился, по врагам и предателям.
– Комиссия Митрохина утверждает обратное.
– Карлос Шакал полагает, что болонский теракт был совершен молодыми неофашистами, а организовали его ЦРУ и МОССАД, чтобы заставить итальянское правительство отказаться от диалога с левыми движениями и от политики терпимости в отношении палестинских боевых групп. Оказывается, существовало негласное соглашение между ООП и итальянцами о том, что боевики в обмен на это приняли на себя обязательство – не наносить ударов по Италии. Вы слышали об этом?
– Я не верю в эти коммунистические сказки.
– И тем не менее такая версия прекрасно вписывается в тайную войну между двумя блоками – советским и западным, которые тогда вели борьбу друг с другом силами спецслужб… – Госпожа Ратцель проводила глазами встречный микроавтобус и опять посмотрела назад, в автомобильное зеркало. – По словам Шакала, спустя некоторое время после теракта он получил из разведки Восточной Германии письменный доклад о том, что некий немецкий товарищ действительно вышел из здания вокзала буквально за несколько мгновений до взрыва. Однако у него не было с собой никаких вещей, кроме пластикового пакета, и выполнял этот немец в Болонье совсем другое, чисто агентурное поручение.
– Ладно, давайте оставим в покое политику. Что по поводу наших друзей-исламистов?
– Шакал, в общем-то, и не скрывает, что когда-то поддерживал с ними отношения через Абу Салеха Анзе, представителя Национального фронта освобождения Палестины в Италии. Но, скорее всего, достоверных сведений по поводу советской грязной бомбы у него действительно нет – и не было.
– А у кого же тогда они могут быть?
– Шакал заявил мне, что не является полицейским информатором и поэтому не будет давать показания против политических бойцов. – Марта Ратцель поправила сумочку на коленях. – Однако он готов свидетельствовать против всех предателей и провокаторов.
– К которым он относит и профессора Лукарелли?
– Да, в первую очередь – его, – кивнула немка. – Оказывается, когда-то, в молодости, они были очень дружны. Потом Лукарелли отошел от активной подпольной борьбы, а в середине восьмидесятых его завербовали американцы. Не знаю, на чем завербовали, но…
– Зато я знаю. Я поднял его досье из нашей разведки.
Теперь настала очередь удивляться госпоже Ратцель:
– Расскажете?
– Разумеется, Марта. Примерно с тысяча девятьсот семьдесят пятого года часть оперативных ресурсов МИ-6 была переориентирована на работу в Европе и в Северной Америке. Дело в том, что активизация борьбы с ирландским терроризмом в самой Британии привела к экспорту североирландского терроризма в другие страны, и довольно скоро боевики ИРА обнаружили, что слабо охраняемые казармы Британской Рейнской армии являются более удобными объектами для нападения, чем укрепленные английские военные объекты в Северной Ирландии.
– Да, я помню, об этом писали тогда в немецких газетах… – кивнула Марта Ратцель. – Говорят, в тот период на территории ФРГ английской вооруженной охране даже не выдавались патроны?