Обидно, конечно, что из Лондона, да и вообще из Европы, придется уехать.
А может быть, пойти и
Только вот что им скажешь, если выяснится, что никакого полония с советской грязной бомбой не существует и в помине? К тому же по закону политэмигрант, получивший вид на жительство, не имеет права без разрешения встречаться со своими бывшими согражданами – а Литовченко, еще даже не получив британский паспорт, делал это неоднократно.
Или выгоднее – взять и покаяться во всем Олигарху? Хотя, собственно, в чем покаяться-то?
К сожалению, пока не в чем…
Алексей Литовченко потрогал тыльной стороной ладони лоб: кажется, температура нормальная. Глотать по-прежнему было трудно, однако боль в затылке, в висках и над переносицей отступила на время – и спряталась в ожидании.
Надо поспать. Обязательно надо поспать.
Литовченко встал со стула, сделал шаг, другой – но преодолеть расстояние, отделявшее его от выключателя, так и не смог: кухня вдруг покачнулась и поплыла куда-то, неудержимо набирая скорость…
Когда жена выскочила на шум, Алексей лежал на полу, возле двери, и не шевелился.
Солнце не встало, не выползло и даже не выкатилось из-за горизонта – оно, в буквальном смысле слова, вылетело в небо из-за туч, будто кто-то невидимый поддал по нему ногой, как по футбольному мячику.
– Куда мы сейчас едем, мистер Ремингтон?
– На северное побережье, в Буджиббу – у нас там оборудована временная база.
– А где остановился Могилевский?
– Неподалеку от Голубого грота, на другом конце острова.
– Это далеко?
– Здесь, на острове, все недалеко, госпожа Ратцель.
– Вы можете называть меня Марта. Мы же договорились… – напомнила сотрудница Интерпола.
– Не возражаю, – кивнул Ремингтон.
– Он опять живет на какой-нибудь яхте? Или в гостинице?
– Нет. На этот раз господин Могилевский поселился у себя дома.
– Простите? – переспросила собеседница.
– У него тут в собственности небольшой коттедж и участок у моря, – пояснил англичанин. – Здесь, кстати, за последнее время очень многие русские приобрели недвижимость.
– Они ее теперь везде приобретают.
– Очень выгодное вложение капитала, – кивнул мистер Ремингтон, всегда с достаточным уважением относившийся к чужому богатству. – К тому же сейчас в России совсем нет стабильности и каждый хочет…
– Извините, Стивен, я сниму пальто?
– О, да, конечно!
Рано утром в Мальтийском международном аэропорту термометр показывал всего плюс девять. Но как только в небе над островом появилось не по-осеннему жаркое солнце, температура воздуха составляла уже, наверное, никак не меньше, чем восемнадцать градусов по Цельсию.
Во всяком случае, было очень тепло.
– В газете писали, что здесь теперь постоянно живет примерно тридцать тысяч русских. И это не считая туристов, из-за которых в последние годы взвинтились цены в отелях, а также школьников, которые приезжают сюда из России, чтобы изучать английский язык… Марта, а вы сами раньше никогда не бывали на Мальте?
– Нет, не приходилось.
– Чудесное место. Особенно для тех, кто любит чувствовать дыхание истории…
Изумрудное Средиземное море плескалось у самой дороги, а спокойствие местных жителей и бесчисленных отдыхающих оберегали выстроившиеся вдоль всего побережья каменные сторожевые башни. Парусный катамаран шел с туристами на остров Гозо; вдалеке, перед самой линией горизонта, неторопливо покачивались на волнах рыбацкие лодки и катера…
– Вы ведь сейчас из Парижа прилетели?
– Да, конечно.
– Ну и как там?
– Холодно. Ветер, дождь.
– Марта, я, собственно, не об этом…
За рулем мистер Ремингтон чувствовал себя вполне уверенно – автомобильное движение на Мальте, как и во многих других не до конца освободившихся британских колониях, было левосторонним, поэтому ему не пришлось привыкать к переменам, как водителям из континентальной Европы. По прямой эти бедолаги еще двигались без особых проблем. Но вот когда им вдруг требовалось перестроиться на какой-нибудь второстепенной автомобильной развязке или даже просто свернуть с автострады…
– Шакал действительно был связан с русскими.
– Ну, это общеизвестный факт. Вам удалось его допросить?
– Да. – Прежде чем ответить, госпожа Ратцель посмотрелась в зеркало заднего вида. – Это оказалось непросто, но они все-таки дали мне разрешение. Хотя вообще-то последние несколько лет Шакал общается исключительно со своим адвокатом.
– Ах, Марта, перед вами никто не может устоять! Даже, как я понимаю, директор самой суровой во Франции тюрьмы?
Кажется, незамысловатый комплимент достиг цели – даже такой защищенной со всех сторон цели, как оперативная сотрудница Интерпола госпожа Ратцель:
– Ну, произвести впечатление на директора тюрьмы Санте в Париже было не так уж и трудно. Все-таки он всего лишь француз… Намного сложнее оказалось разговорить Шакала, который сидит за решеткой без женского общества уже больше десяти лет. Представляете? В качестве условия нашего по-настоящему доверительного разговора он потребовал, чтобы я сделала ему минет – прямо там, в комнате для допросов.
– Подонок! – задохнулся от возмущения Ремингтон.