Тень правителей

— Ни в коем случае, — сказал Стальевич. — Сдерживать будем всеми мерами, но не обижать. Без системы сдержек и противовесов карточный домик сразу рухнет. У олигархов есть одно огромное преимущество — они собираются жить здесь. Это, пожалуй, единственное, что внушает оптимизм на сегодняшний день.

Юлька открыла при своем музее крохотный театрик теней. Пятнадцать зрительских кресел, миниатюрная сцена, стены задрапированы тёмным сатином.

— Это не для всех, — пояснила Юлька. — Я даже билеты не продаю. Только для тех, кто устал от аморфности жизни. Ты не поверишь, как-то узнают о театре, запись уже на несколько месяцев вперед, хотя сыграли всего четыре спектакля.

— Любопытство царит в столице. Извини, у меня плохо получается шутить в последнее время.

— Я заметила, — сухо сказала Юлька. — Ты придёшь?

Они сидели рядом, взявшись за руки как два воробышка, как когда-то в юности. Над пологом суматошно носились петрушки, разыгрывая народный вариант «Золотого ключика». Мальвина показалась ему похожей на Ксюху, он едва не расхохотался.

«Кукольник управляет пальцами ног, — прошептала Ксюха. — Уникальная техника».

Петрушки в ужасе задрожали, на задней белой стене проявилась огромная тень Карабаса, попирающая всех остальных.

— Я лечу, — громко сказал Карабас. — Я лечу! А вы — ползёте.

Тени петрушек недоверчиво приподняли головы.

— Я лечу, а вы ползёте. Дураки, вы дураки…

10

Берёзу сокрушили неожиданно легко. Тогда он впервые подумал, что они недооценивают карлика. В целом, он неукоснительно двигался по предложенной им и Стальевичем схеме, коммерческие структуры Берёзы обложили со всех сторон, вышедший на покой Мефодьич в ответ на жалобы сказал общие ободряющие слова, что в переводе означало: «Пошёл на хрен, выкручивайся сам!». Очень вовремя удалось накрыть ракетой Дудаева, вторая чеченская война очевидно превращалась в победоносную. Берёза выглядел раздавленным, он был готов искупать грехи тишайшим губернатором Чукотки или Ямала.

— Финальный разговор проведу сам, — сказал карлик. — Без свидетелей. Так лучше.

— Мы будем рядом, — предложил Стальевич. — На всякий случай.

— Не надо, — сказал карлик. — С этим гавриком мне всё понятно.

«Берёза не гаврик, — подумал он. — „Серый кардинал“, не справившийся с ролью. За это сбрасывают в оркестровую яму, но не растаптывают. Не нравится мне эта интонация».

Он дал команду на всякий случай записывать беседу, не ставя в известность Стальевича.

«Не нравится мне эта интонация», — снова подумал он и посмотрел на часы. Беседуют уже минут пятнадцать. Он нажал на кнопку специального устройства.

— Замочат в сортире, — услышал он голос карлика. — Не своими руками. Руками твоих же друзей «чехов», эти мать родную продадут, лучше меня знаешь. Я протестовал, но меня не слушают.

«Что он несёт, — подумал он. — Бред и блеф. Неужели Берёза купится?»

Голоса Берёзы слышно не было, лишь отдалённый неразборчивый фон.

— Ты можешь мне, конечно, не верить, — сказал карлик. — Хочешь сыграть в русскую рулетку? Флаг в руки, испытывай судьбу. Хочешь знать, почему я тебе это говорю? Я уважаю достойных противников.

— А где гарантия? — наконец он услышал голос Берёзы. — Что меня не замочат в Лондоне. Лондон не на Луне.

— А вот это мои заботы, — сказал карлик. — Если мы договоримся. Я обеспечу неприкосновенность.

— Сможешь их обыграть? — сказал Берёза.

— Я это надолго, — сказал карлик. — А они так, временщики.

«Самоуверенно, — подумал он. — Не догадывается, что мы его прослушиваем? Или это тоже блеф?»

— Лучшая твоя гарантия это схема, — сказал карлик. — В схеме сегодня не хватает яркого оппозиционера, сбежавшего из страны. Будешь жить в Лондоне, вонять как параша, у тебя это хорошо получается. Мы тебя, разумеется, объявим в розыск, будем требовать экстрадиции, но это так, понарошку, для социально озабоченной общественности. Времени на раздумье не даю. Или прямо из моего кабинета отвозят в аэропорт, или живи с револьвером под подушкой. Долго ли протянешь, не знаю.

— А здесь тебе союзники не нужны? — сказал Берёза.

— Нет, — сказал карлик. — Здесь мне нужны слуги.

«Значит, тебе нужен кусок мяса, — подумал он. — Как степному волку, бегущему на зов горизонта. Запах крови будоражит и приятно щекочет нервы. Но те, кто видит впереди, на коже ловят алый отблеск…»

Сухость и горечь и жжение в груди заставляют рвать верёвки прокрустова ложа. Первый всегда подгоняет плёткой время, свита отстаёт, теряется в просторах, задыхается от кашля, он — первый — уже не помнит, кого и как зовут и зачем он был здесь. Так ли уж важно, что за горизонтом опять мираж?

«А ты? — подумал он. — Ты строитель миражей, что когда-нибудь увидишь ты? Ослепительную вспышку, которая не оставит ничего. Печаль перед смертью или радость умиротворения?»

— Должен признать, это был единственно верный ход, — сказал Стальевич. — Оставаясь здесь, Берёза не успокоился бы. Не та порода.

«Умение смириться с поражением — хорошая черта для игроков средней руки», — подумал он.

— Думаешь, что мы ошиблись, — сказал Стальевич.