Тень правителей

— Самсон! Будь ты хоть раз в жизни мужчиной, — жёстко сказала Серафима. — У меня в октябре день рождения, вот и поставь в октябрьский номер. Или увеличивай мне зарплату, а то уволюсь.

— Без ножа режешь, — сказал Педрила. — Ладно, рискнём.

«Пойду-ка, пожалуй, прогуляюсь, — решила Серафима. — Дождя вроде нет».

К сожаленью, историю взаимоотношений Онегина и английского чая их читательницы так и не увидели. Фрау Марта, дражайшая супруга Педрилы, которая была старше мужа всего на каких-то двадцать четыре года и на деньги которой, собственно, и содержался журнал, вычеркнула крамольную фразу из гранок, а Самсон в течении недели отгребал таких пиздюлей, что ужаснулись бы и узники Дахау.

Фрау Марта была злым гением их небольшого редакционного коллектива. Кадровая сотрудница «штази», удачно поторговавшая оружием, пока честные немцы с обеих сторон ломали Берлинскую стену, по-своему искренне любила и мужа и изящную словесность. Она полагала, что век русской поэзии закончился примерно на Окуджаве и Бродском, и, пожалуй, ещё немножко Белла Ахмадулина и взбалмошный в молодости Евтушенко. Самсон с женой не спорил. Чего тут спорить. Русским языком фрау Марта владела безупречно, сказывался длительный опыт борьбы за мир во всём мире, и запретную его часть, так любимую Серафимой, тоже знала отменно. Мужа Педрилой она как раз сгоряча и назвала, а Серафима просто запомнила.

Она приезжала в редакцию по четвергам, её маленькие чёрные глазки буравчиком пронизывали сотрудников, слов уже не требовалось, на рабочих местах царил образцовый порядок, в головах ровные шеренги нужных мыслей, она запиралась в кабинете Самсона с хозяйственницей Нонкой Изольдовой, сорокалетней бывшей певичкой из калининградского кафешантана, залетевшей в свое время от немецкого моряка, в связи с чем сумевшей перебраться в Германию и теперь воспитывавшей своего придурка в одиночестве, поскольку моряк где-то сгинул, и выматывала Нонке душу подсчётами израсходованной туалетной бумаги и выпитой из кулера воды. В редакционной комнате меж тем стояла могильная тишина, иногда нарушаемая жалкими вздохами Нонки.

«Ебут ее там, что ли?!» — злорадно думала Серафима.

Наконец фрау Марта возвращалась к народу и милостиво разрешала Самсону: «Выплати жалованье».

Зарплату в их журнале платили еженедельно, что сильно украшало её копеечный размер.

Серафима, не торопясь, шла по пустынному в рабочий полдень центру Магдебурга. Красивый город, особенно после десяти вечера, тевтоны выключают свет и ложатся спать, гулять среди погруженных в темноту готических зданий одно наслаждение.

Еженедельные финансовые инъекции очень помогли правильно построить бюджет, и эти десять лет Серафима сумела прожить, почти не прибегая к помощи родителей. А случавшиеся порой заказы на перевод технической документации были как манна небесная. Серафима раз в два года могла позволить себе съездить на море. Скромно, в Румынию, но и в этом были свои плюсы: работяги молдаване после бутылочки другой местной ракии с удовольствием мяли её телеса.

«Говорят, Албания открылась для туристов, — подумала Серафима. — Там вроде тоже море. А этим чучмекам вообще похуй кого драть, лишь бы шевелилась».

— Сима, Сима, Серафима! — раздался высокий пронзительный голос. — Плывёшь как уточка по просторам фатерлянда и старых знакомых не замечаешь.

— Боже мой, Ира! — воскликнула Серафима. — Сто лет тебя не видела! Что ты здесь делаешь?

— Я здесь, между прочим, по издательским делам, — невысокая, чуть полноватая брюнетка в обтягивающем кожаном костюме подошла к ней. — Здравствуй, дорогая! Как я рада тебя видеть.

Они расцеловались.

— Пойдём, — сказала Серафима. — Тут недалеко есть симпатичное кафе. Всё мне расскажешь.

Ирка Гусарова, однокурсница Серафимы и першая наперсница в посещениях вьетнамского общежития по кличке Ира Пединститут, имела в годы обучения репутацию конченной пробляди и репутация эта была вполне заслуженной. Получив диплом, Ира, ничтоже сумняшеся, продолжила поиск сексуальных приключений, в результате чего была застукана директором школы в физической лаборатории распятой между двумя десятиклассниками, один из которых натягивал любимую учительницу в зад, а второму она с восторгом исполняла «французский поцелуй». В глазах директора на долю секунды мелькнуло сожаление, что он не может присоединиться к акробатической группе, так, во всяком случае, показалось Ире, но педагогический опыт и высокие моральные устои возобладали и Иру с треском уволили.

— Я помыкалась без работы, — сказала Ира. — Потом с годик пожила на содержании у одного татарина, но уж больно ревнив был, сморчок хренов, да и жадноват. И когда я пациента с себя сбросила, мне пришла в голову простая и гениальная мысль как зарабатывать деньги.

— И как же? — с возрастающим интересом спросила Серафима.

— Элементарно, — сказала Ира Пединститут. — Я стала литературным агентом.

— Серьезно? — улыбнулась Серафима. — И кто же твои авторы? Товарищи Биков и Прилепин? Может быть, лично Булгаков с того света попросил тебя представлять его интересы?