Тень Радуги

Если противник своей чванливой миной раздражал — толпы на трибунах просто доводили до белого каления. Нашлось немало остряков, которые выкрикивали разнообразные прозвища неопытному рыцарю, среди которых "молокосос", "девица в железках" и "щенок побитый" были самыми безобидными. Ругательства и насмешки в адрес графа подкреплялись летящими на арену тухлыми яйцами и лошадиными кругляшами, специально принесенными от конюшен. Лошадь под графом настороженно прядала ушами и уходила от неприятных снарядов с грациозностью, присущей благородному животному. Взглянув на довольную физиономию барона, Гилберт догадался, что остроумцы с трибун подкуплены — так стараются перекричать других зрителей, которым юный рыцарь пришелся по душе, и даже не стесняются присутствия короля.

Разумеется, король с дочерью, вместе с придворными, явились полюбоваться на поединок. Гилберт старался не смотреть в сторону принцессы — вид ее испуганного, побелевшего личика с огромными, полными тревоги глазами, действовал на него далеко не ободряюще. Как равно и тяжелый взгляд матери. Так что он даже был отчасти рад, когда наконец-то рыцарь-распорядитель объявил, что противники могут начинать — теперь всё его внимание будет поглощено схваткой, а не пустыми терзаниями за беспокойство, которое его упрямство причиняло близким...

Зрители на трибунах притихли, герольды протрубили первый сигнал. Гилберт перехватил удобнее древко копья, зажав его под правой рукой и перекинув слева от наклоненной лошадиной головы. И по второму сигналу пустил лошадь вскачь — вдоль барьера, этой разгораживающей поле веревки, увешанной разноцветными остроугольными стягами.

Сердце в груди бешено колотилось. А время, кажется, наоборот замедлило свой бег. Гилберт отчетливо видел, как развеваются складки чепрака на боках несущегося на него коня, слепя глаза золотным шитьем. Как склонил вперед, целясь точно ему в лицо, копье всадник. Узкий, стреловидный наконечник остро отточен — как и на копье графа. Смерть одного из противников неизбежна.

На середине пути они столкнулись — копья скрестились в ударе. Оружие барона скользнуло, проскрежетав по левому наплечнику графа. Наконечник копья Гилберта ударил ровно в грудь барона, оставив изрядную вмятину. Но не пробил кирасу — древко не выдержало и сломалось на первой трети длины, с оглушающим треском разлетевшись в щепки. Лошади, не в силах остановиться вдруг, пронесли седоков до противоположных концов поля.

Забывший дышать Гилберт жадно глотнул воздух. Зрители на переполненных трибунах разразились восторженными криками, поддерживая юного рыцаря — и даже хулившие его примолкли, невзирая на полученные от барона деньги.

Адель вскочила с места и, перегнувшись через перила, замахала яркой лентой алого шелкового шарфика. Улыбнувшись такой девчоночьей пылкости, заставившей забыть о приличиях, Гилберт, получив из рук оруженосца второе копье, подъехал к королевской ложе. Заставив лошадь почтительно опуститься перед принцессой на колени, он осторожно наклонил, приблизил к ней копье. Адель, вся вспыхнув краской смущения, не менее яркой, чем шарфик, завязала шелк под наконечником пышным бантом. Гилберт высоко поднял в небо это кроваво-алое признание чувств — и народ восторженно зашумел. Хотя, казалось бы, как можно шуметь еще громче — да после целой череды предыдущих поединков, начавшихся с раннего утра? Графу даже почудилось, будто сквозь эти крики и топот явственно послышался скрежет зубов разъяренного противника.

Гилберт и дир Ваден съехались вновь. На этот раз граф решил метить не во всадника, а в копье — в утолщенный конец древка чуть выше железной перчатки. Он успешно уклонился от встречного удара, в последний миг качнувшись в сторону. А вот барон, не ожидавший от юнца подобной точности — барона от толчка развернуло и вышибло из седла. Он свалился ничком на землю, подняв облако пыли. По трибунам прокатился гул — удивления ли, одобрения, сочувствия. Гилберт быстро развернул лошадь, вернулся — но его помощь не потребовалась. Барон сам вскочил на ноги — и лицо его под отскочившим забралом оказалось заляпано коричневой грязью. Барону не посчастливилось при падении разворотить носом яблоко свежего конского помета, которым его же приспешники метили в графа.

Зрители зашумели, свист и хохот заставили физиономию дир Вадена под грязью приобрести бордовый отлив.

Не мешкая ни минуты, барон выхватил из рук помощника меч — и, бросившись к графу, в ярости замахнулся. Не достал всадника, удар пришелся плашмя по лошадиному крупу.

— Бесчестный прием! — выкрикнул рыцарь-распорядитель. — Остановите бой!

Лошадь под графом взвилась на дыбы — и, заржав, понесла, ничего не видя перед собой. Не чувствуя, что седок вылетел из седла.

Гилберт не сумел удержаться — его вышибло из седла, он повис вниз головой, волочась по изрытой копытами земле. С резкой ясностью он понял, что нога застряла в узком треугольнике стремени накрепко — а лошадь, взбесившись от подлого выпада, летит во весь опор к ограждению поля, намереваясь перескочить через высокий барьер.