Тень Радуги

— Хочешь объявить меня клятвопреступником? — глумливо удивился Хорник. — Обещания — всего лишь слова. Дать слово — взять слово... Преступление невелико, грех этот я замолю, успеется. Но возвести на престол некроманта — разве такое можно допустить? То, что ты, мой мальчик, связался с нечестивыми духами иного мира, у меня сомнений нет. Еще в храме, во время службы — ты ведь чувствовал, признайся? — я испытывал тебя. Ты неплохо держался, ты удивил меня. Как удивляешь и сейчас — другие на твоем месте рыдали и ползали передо мной на коленях. После, будто этого было мало, ты бесстыдно воспользовался своими фокусами у всех на виду — на турнире, в поединке с уважаемым дир Ваденом. Дважды!

— Гадёныш! — продолжавший удерживать противника барон выплеснул ярость в болезненном ударе. Гилберт проглотил стон, хоть в глазах почернело.

— И наконец, — продолжал аббат, — ты вовсе обнаглел, выпустив в город чудовище. Устроить такое занятное представление! Ты чересчур смел, мальчик. Ты сам выдал себя с головой. Хм... Полагаю, ты достаточно силен, раз тебе подчинился мой давний знакомец Иризар и его красавцы дружки. Возможно, твоя беспомощность, твоя безобидная внешность лишь очередная уловка... Но не рассчитывай, меня не введешь в заблуждение невинными глазами. — Хорник провел ладонью по щеке графа, задержался взглядом на приоткрытых губах, с которых срывалось тяжелое дыхание. Аббат говорил тихо, почти шепотом. — Я знаю, ты можешь призвать огонь с неба и испепелить весь город вместе с людьми!

Аббат отодвинулся, достал из широкого рукава белоснежный платок, вытер свои испачканные кровью пальцы. Как будто не нарочно показал знакомый Гилберту перстень с черным камнем:

— Не дергайся, некромант. Подумай о своей невесте! Слишком она молода, чтобы погибнуть здесь из-за тебя.

Не было нужды в угрозах. Гилберт всё равно ничего не мог сделать. Если бы он и вправду имел силы испепелить площадь — он не пожалел бы собственной жизни, лишь бы стереть с лица земли этих мерзавцев! Напоминание о принцессе звучало издевкой. Адель вырывалась с отчаяньем раненной птицы. Гилберт был согласен пойти на всё, лишь бы ее отпустили...

— Как же я рад, что герцогиня Эбер пригласила меня, недостойного служителя Церкви, приехать сюда! Какой бы я был глупец, если бы отказался от ее любезности, — принялся разглагольствовать аббат, наблюдая, как покорного от бессилия пленника монахи втащили на костер, стали привязывать к столбу. — Я пополнил свою научную коллекцию тремя великолепными редкостными тварями... Нет, уже четырьмя, вместе с драконом! К тому же мне выпала честь принять последнюю исповедь у самого короля. В моих руках легендарный королевский венец, обладающий неведомым могуществом... И теперь избавлю мир от гнусного чернокнижника. Поистине, Небеса милостивы ко мне!

— Не останешься полюбоваться казнью? — спросил дир Ваден, следом за аббатом спустившись с помоста. Барон скривился в презрительной усмешке: тщеславие церковника поистине не ведало границ.

— Не выношу запаха гари, — сообщил Хорник. — Сжигаемые грешники ужасно воняют. Полагаюсь на тебя, брат мой. Меня ожидают более приятные заботы.

Проводив неспешно удалившегося аббата недружественным прищуром, барон повернулся к принцессе.

Адель сквозь пелену слез безмолвно молила Гилберта об ответном взгляде. Но мешали снующие по помосту монахи. Когда же их глаза наконец встретились, она угадала: "Прости меня!" — шевельнулись разбитые в кровь губы. Она хотела закричать в ответ, что она не верит в его виновность! Но Гилберт закрыл глаза, прижался затылком к столбу. Смотреть на приготовления к собственной смерти у него не осталось сил. Он мог больше не бояться — из-за веревок он не упадет, если потеряет сознание.

— Принцесса! — дернув на себя, барон заставил Адель развернуться. — Надеюсь, теперь-то вы поняли, какую ошибку совершили? Предпочли этого преступника мне! Покрыли позором не только свое имя, но королевство...

— Вы! — осеклась она, едва сдерживаясь. — Вы же всё это подстроили?!

— Отнюдь. Я простой человек, я вовсе не всесилен, — не покривил душой барон. — Но в отличие от вас, я не был обманут лживой личиной. Я очень надеялся, что истина, которую вижу я, откроется и вам, принцесса.

Адель отвернулась к помосту, не могла не смотреть — и не было сил это видеть... Подбородок задрожал, она не ощущала катившихся по щекам слез.

— Если... — заговорила она. — Если я соглашусь выйти за вас... стану вашей женой... вы остановите казнь?

Барон громко расхохотался:

— Неужели вы настолько наивны? Вы думаете, после всего этого, — он обвел площадь рукой, — мое предложение к вам останется в силе? Не глупите, принцесса! После такого жениха, последний конюх обойдет вас стороной. Замуж! Ха-ха! Король умер, принц исчез, принцесса опозорена! Да теперь трон может достаться любому — и не придется терпеть в довесок хромоногую уродину!

К костру приблизился монах — с зажженным факелом в руке.

У онемевшей Адель подкосились ноги, но двое монахов крепко держали ее под локти.

— Поджигайте! — крикнул дир Ваден.