Тень разрастается

Мелисандр даже не обернулся. Дахху направил на меня затуманенный взгляд, но колдовство не прервал.

– Кромен. Должен. Быть. Открыт. – Губы друга двигались медленно, как на волшебных картинках в «Вестнике чародея» – ну тех, что неохотно шевелятся, дабы показать неприличный жест, если ты им не люб. Если люб – улыбаются застывшей улыбкой, и все, ничего интересного. Единственный плюс бытия букой в Шолохе.

– Почему? – спросила я, подавляя желание залепить другу подзатыльник.

– Мировой. Баланс, – так же сомнабулически ответил Смеющийся.

– Мировой баланс – что?

– Просит, – равнодушно завершил Дахху, не отрываясь от заклинания.

Полынь как-то странно присел перед Смеющимся, будто древний кнасский старик, внезапно решивший выдать гопака. Видимо, в глаза заглядывал – мысли читал.

– Открыть! Купол! – совсем уж лаконично рявкнул Мелисандр в трех метрах от нас. Он тоже не счел нужным отвлечься от своей дверной картинки.

Усыпленный Теннет безмятежно покачивался на воде возле саусберийца. Периодически господин Кес ногой отпинывал хранителя, которого раз за разом прибивало и к куполу, и к нарисованной на нем двери.

– Нет, вы извините, конечно, но меня такие ответы не устроят, – вспылила я, донельзя заинтригованная происходящим. – Либо вы объясняете все по порядку, либо я прерываю вашу пеплову ворожбу, как умею. То есть в некоторой степени насильственно!

Дахху и Мелисандр переглянулись.

Потом кивнули друг другу, и…

Дахху, одной рукой поддерживая гексограмму, другой вдруг воткнул в лежащее перед ним яйцо нож, спрятанный в рукаве куртки. А Мелисандр полоснул предусмотрительно оголенное запястье прикорнувшего Теннета.

Я подавилась своими угрозами.

Нарисованная саусберийцем дверь вспыхнула киноварью, проявляя, материализуя каждый стык между деревяшками, каждый сучок. Треснувшее яйцо истекало странной коричневой жижей и слизью. Теннет слабо застонал, пошел ко дну, булькая, но не очнулся – вероятно, Дахху накормил его анестезирующим корешком Барагги.

Полынь что-то с чувством произнес. Что-то ругательное.

Я тоже хотела блеснуть познаниями в гномьем, но не успела.

Ибо в этот момент страшный драконий рев разнесся далеко над Скалистыми горами. У меня обреченно замерло сердце.

– Итак, красно-золотой проснулся, – пробормотал Полынь.

– И узнал о краже яйца, – добавила я, боясь шевельнуться.

Но Полынь так побледнел, глядя мне за спину, что я все-таки обернулась…

Несколько драконов – огромных, тяжелых – поднялись над горным венцом. Вытянувшись клином, они полетели в нашу сторону. Крылья, изрезанные, будто кленовые листья, махали по щедрой амплитуде. Выпущенные когти иголками протыкали небосклон.

– Людишки-с-с… Лжецы-с-с… Воры-с-с-с… – раздалось дружное шипение стремительно приближавшихся ящеров.

Петра среди наступавших не было. Бурундука – тоже, иначе, возможно, ее весомое «кря» могло бы как-то изменить ситуацию.

Я застыла, завороженная страшным зрелищем.

А вот Дахху и Мелисандр не обратили ни малейшего внимания на опасность. Дахху продолжал колдовать. Капли крови, собираясь смерчем, тянулись к нему от Теннета. Капли жижи – от треснувшего яйца.

Мелисандр держал руку наизготове у нарисованной двери – ждал чего-то волшебного, наверное. Другой рукой саусбериец поддерживал грустно булькающего Теннета, не давая тому приобрести статус утопленника.

Между тем драконы дружно распахнули пасти. Внутри клокотало пламя.

Полынь схватил меня за руку.

– Надо Прыгать! – рявкнул он.

Правой рукой куратор вцепился в Дахху, продолжавшего безмятежно колдовать, и, отвернувшись от хищников, целенаправленно потащил нас в море, за Мелисандром и Анте. Я не могла отвести взгляд от ящеров и лишь странно, колченого пятилась, разбрызгивая воду.

Драконы поняли, что «воры» сейчас сбегут. И решили уничтожить нас издали, не подлетая.

Сдавленный хрип вырвался из моей груди, когда вихрь огня, выжигающий сетчатку, страшной лавиной покатился на нас с небес.

Время будто замедлилось в тысячу раз. Огромный гриб пламени медленно раскрывался в нашу сторону красной смертью. Кажется, в одно мгновение на всем склоне не осталось снега – теперь скалы сиротливо темнели уродливыми серыми валунами… Растаяло все.

Полынь обернулся посмотреть, что меня так испугало. Глаза его расширились.

– Простите, – беззвучно сказал он Мелисандру и Анте, до которых мы никак, никак не успевали добраться раньше, чем пламя добралось бы до нас.

Но тем двоим было плевать. Мелисандр ждал от двери чуда. Анте спал.

С отстраненным любопытством я смотрела на то, как руки Внемлющего разгораются алым – так всегда происходит, когда он применяет Умения, однако обычно я слишком медленная, слишком рассеянная, чтобы думать об этом световом эффекте.

Но сейчас…

Сейчас, пока два красных цвета медленно сжимали меня в тисках – убийственное драконье пламя слева и спасительная магия справа, – я успела сделать две вещи.

Во-первых, я со всей ответственностью решила, что не дам Теннету и Мелисандру погибнуть. Ни за что.

Во-вторых, я выдернула руку из своей шерстяной варежки, судорожно сжатой Внемлющим.

Дахху и Полынь исчезли в Прыжке.