Тень разрастается

– Моя гвардия в вашем распоряжении. – Сайнор костяшками пальцев подпер подбородок.

– Прошу прощения, но, если вся ваша гвардия поляжет, Совет отнюдь не будет рад. А если под курганом погибнет тот, кого вы и так похоронили в тюрьме, – какая разница?

– Договорились.

И снова странно.

Его Величество сквозь зеркало посмотрел на настенные часы, идущие в обратном направлении:

– Меня уже ждут в Зале Совета. Я спущусь туда и соглашусь, чтобы двадцать восьмого июня в девять тридцать утра маги запломбировали все новые входы в курган. Ориентируйтесь на этот срок. Если к тому моменту Лиссай не будет дома – вы умрете.

– Либо я вернусь с принцем, либо меня убьет нечисть, – подтвердила я.

– Нет. – Сайнор отрицательно покачал головой. – Не только так. Если вдруг вы струсите, передумаете, решите сбежать со своим выпущенным из-под стражи куратором – вы все равно умрете. Мне даже не придется вас искать. Любой, кто без приглашения появляется в королевских покоях, попадает под проклятие. Неважно, как пришел чужак – в дверь, в окно или Прыжком. Через шестьдесят шесть часов вы перестанете дышать. Вы обрекли себя на это своей дерзостью. Шестьдесят шесть часов…. Я сам выбрал этот срок для проклятья. Говорят, всю среднестатическую человеческую жизнь можно уложить в него – вернее, все, что в ней достойно упоминания и сожаления.

Я окаменела.

Часы тикали. Ястреб застыл, буравя нас янтарным взглядом. Сайнор легонько улыбался.

Прах. Допрыгалась.

Король легонько пожал плечом:

– Если к тому моменту Лиссай будет у меня – я сниму проклятие. Кроме меня, этого не может никто. Можете спросить богов, конечно, – королевская бровь ехидно приподнялась (самую чуточку, тем ехиднее), – но я бы на вашем месте не тратил время зря. Конечно, сто тысяч золотых отменяются. Две амнистии вместо них – это даже слишком щедро.

Я кивнула и вдруг спохватилась: ох, я ведь все еще в лисьей маске! Ну да ладно. Возможно, это даже хорошо. Вдруг носатая рыжая мордочка напоминает королю о сыне и тем самым играет мне на руку в этих безумных переговорах?

– Итак, девять тридцать утра, двадцать восьмое июня. Маги закрывают трещины. Если Лиссай дома, я отменяю проклятие и подписываю два помилования. Если нет, вы умираете, Ловчего – если выживет – возвращают в тюрьму. Договорились?

– Да.

Его Величество встал, попрощался со мной легким кивком головы и бесшумно прошел к выходу из покоев. Я, сохраняя почтительную дистанцию, поплелась за ним.

Перед самыми дверьми он развернулся, снял с указательного пальца крупный желтоватый перстень и протянул мне:

– На эти шестьдесят шесть часов вы снова в законе, Тинави… Снимайте уже свой ужасный нос.

Ого. И как он разглядел муляж под карнавальной маской?

Сайнор вышел в коридор. Стражники-чрезвычайники хором гаркнули «Вашличество!» и дружно топнули правой ногой. Сайнор не ответил и торжественно, не оборачиваясь, поплыл прочь.

Я снаружи закрыла за собой дверь в покои и оперлась на нее же, переводя дух, не в силах поверить в то, что вообще произошло.

Правый стражник сохранял профессиональную невозмутимость. Левый стражник, едва Сайнор свернул за поворот, поднял глухое амарантовое забрало.

– Может, объяснишься? – прошипела Кад.

– Ты на посту, душа моя. Тебе нельзя болтать, – пробормотала я.

Ее взгляд мог прожечь во мне дырку. Я прикрыла глаза и примерила королевский перстень на большой палец.

Сел идеально.

Итак, начинаем обратный отсчет.

Дождь в июньскую ночь

Лил дождь, и город наполнялся небом, Сошедшим к нам. Желая обогреться, Оно искало тех, за кем горячим следом Тянулось прошлое – и омывало, Обновляло, Любуясь, целовало сердце.

Шолоховская баллада

Я вышла из дворца – и о моей решительности можно было слагать легенды.

Первое, что я сделала, – нагло, пользуясь предоставленными Сайнором благами, сорвала с себя лисью полумаску, на весь мир выставляя лицо разыскиваемой преступницы.

Но – ноль эффекта! Секунду я соображала: что за дела, где реакция гвардейцев? А сообразив, не менее помпезно, с хлюпаньем, отодрала от себя и карнавальный нос тоже. И шляпу сбросила, что уж там.

Вот тут-то стражи и дернулись!

Но я лишь гордо выставила им навстречу перстень с королевской печатью. Это сработало: гвардейцы замерли как вкопанные. Видимо, практика с «дозволительными» кольцами была во дворце в ходу. Хм… Интересно, как далеко я могу зайти с эдаким перстеньком на пальце? Не то чтобы я слишком озабочена вопросами вседозволенности, но соблазн творить чушь, пока можно, велик. До ужаса велик.

Так, изо всех сил тормозя своего внутреннего бунтаря, я пошла на шахматную поляну к Дахху.