Тень Реальности

– И, – бармен кашлянул. – Вышли они. Вот и всё «и». Вон туда… на лестницу… – кивнул через левое плечо на коридор к служебному входу. – А потом эти двое. Вошли – я аж посинел. Тебя набрать сорвался. Так их силовики эти, амбалы бронированные, прихлопнули. Оттащили Вольфрама. Побазарили коротко, да на лестницу – шасть. Я и позвонил. И Статут вызвал. А там уж и Скотта в подсобку отволокли.

– Долго на лестнице были? – уточнил, мрачно озираясь, Шириханов. В предвкушении очередной коварной затрещины от расщедрившейся на пендели судьбы. И не прогадал. Кёц, что-то прикинув в уме, неопределённо покривился:

– Да минут пятнадцать. Ваших так и не пустили?

– Ага, типа того, – Шерхан вздохнул. – Странно… Слушай, можно я «покурю»?

– Это… на лестнице, типа? – Кёцевир колупнул бровь аккуратно подточенным ногтем. – Иди. Только чтоб не протекло. С меня «обет» брали. Там печати Судейские.

– Не задену, – Виктор злобно усмехнулся. – Я талантливый.

– Уж верю, – бармен подчёркнуто отвернулся, выудил откуда-то очередной стакан, полез за салфеткой. – Давай живее…

Виктор, так уж вышло, ненавидел Судей. По не совсем ему самому понятным, но, очевидно, веским основаниям. Но ещё больше он ненавидел плохую работу. А здесь поработали качественно. Запах на совесть сделанного дела висел в грязной подворотне, как неприкосновенная ценность, как отблеск дорогих духов в замызганной парадке. Фирменная «зачистка» уничтожала любые следы. Остались лишь опрокинутые мусорные баки и привкус злодеяния. На небольшой, старой кладки кирпичной лестнице никого не было. Виктор покурил для виду, оглядывая просторы багряно-бурого, подсвеченного тускло-рыжим закутка. И спустился вниз. В этих тоннелях между задами старых домов центральных кварталов могло происходить что угодно. На задворках Красной улицы – средоточия жизни и смерти, камня преткновения и главной артерии этого безумного, трансмирового муравейника – всегда гнездились нечистики без прописки и удостоверения Совета. Нелицензированные, неучтённые, преступники и жертвы злодеяний в одном лице, в зависимости от обстоятельств, очередной гримасы провидения. Сейчас на весь квартал легло облако запустения. Облако под названием Синедрион. И всякая мразь притаилась. Даже астральные паразиты забились в какие-то щели. Гадство! Виктор мысленно простонал. Надо же, зарин, блин. Всё живое – наповал. Бесцельно побродив по подворотне (с выезда на Красную отходила карета неотложки и машина Судейского сопровождения), Шерхан вернулся: искать было нечего. По ощущениям, даже сугубо физические следы имевшей место потасовки аккуратно подтёрли. Мужик от безысходности осмотрел туалеты – тут же, по коридору, – забрёл в каморку охраны. Но ничего не нашёл. Хотя Скотта тут точно били. Борец загривком чуял.

В баре уже сидели Вайлен со Славиком. Томрад стоял на входе, скрестив у груди мощные руки и нарочито свирепо поглядывая вокруг. Все трое напоминали потенциальных нарушителей куда больше, чем проштрафившийся давеча молодчик.

– Чего? – Всеслав привстал, ожидая сенсации. Сенсации у Виктора не было. Ни в одной из интересующих напарника сфер.

– Ничего. По нулям. Как корова языком…

– Не корова, а Судьи, – Валя быстро вбил что-то в свой нетбук и развернул монитор Виктору. – Код четырнадцать дробь шесть. Пятый отдел. В доступе отказано. Полная секретность.

– Хр*нь, – зло выплюнул Виктор. – Мне это не нравится. Свидетелей опросили? – Славка покивал, скептично и презрительно одновременно, так что сразу и без пояснений становилось понятно, насколько ценны полученные показания. Шириханов сердито взъерошил и без того вздыбленную шевелюру. – Воняет подставой, блин.

– Я тоже так считаю, – кивнул Вайлен. – Но лучше не загоняться. Нам за это не платят…

– Хм? А как же благородная обязанность каждого честного сотрудника Статута? Как же «насрать любимому «Синедриону» в борщ»? – Кёц, стоявший чуть в стороне, придушенно фыркнул. Борцы звук проигнорировали.

– Татарин, не нарывайся, – Слава тихо вздохнул. – Тебя и так не шибко любят. Возьмут на разработку, а отдел распустят – мы ж «экспериментальные» да репрезентативные, под пристальным вниманием общественности…

– Requiescat24… – буркнул борец. И тотчас сам себя оборвал. – Не распустят, – Шерхан нехорошо оскалился. В передатчике зашуршали помехи. – О, вызов. Пошли… Спасибо, Кёц, – бармен грустно кивнул.

– Каждый должен брать на свои плечи труд, соразмерный его силам, так как если тяжесть его окажется чрезмерной – он может упасть в грязь25, – процитировал Всеслав с замогильным видом. Виктор привычно выскалился:

– Работа – последнее прибежище тех, кто больше ничего не умеет… – риторически возразил он и сам поморщился: к Уайльду борец питал не слишком тёплые чувства. – Да и Данте твой сулил сохраняющим нейтралитет самые жаркие сковородки. Так что, ad maiorem Dei gloriam26, даёшь свободу самовыражения.