Тень Серафима

Окон в комнате не было, а две смежных стены представляли собой особо прочное стекло, за которым колыхалась окрашенная в серебряный цвет вода. Вода казалась густой, похожей на прохладную ртуть. В ней парила взвесь светящихся частиц и флегматично передвигали плавниками тщательно подобранные по цвету рыбы – темно-синие, почти черные, оттенком напоминавшие излюбленные Кристофером сапфиры. Изысканно-узкие треугольные тела их медлительно и грациозно скользили в воде.

Наблюдать за хаотическими перемещениями рыб было интересно, вода же всегда действовала успокаивающе. Источники влаги в Бреонии имели в основном подземное происхождение, а потому аквариумы были настоящей редкостью и предметом роскоши. Крупных декоративных рыб, лениво плававших здесь, вывели искусственно, специально чтобы радовать глаз обеспеченным аристократам.

Две другие стены комнаты занимали зеркала, сейчас закрытые плотной материей.

Кристофер чуть потянул ближайший витой шнур, и занавеси плавно разошлись, открыв взгляду высокое, от пола до потолка, зеркало. Границы немедленно раздвинулись, и комната превратилась в огромное пространство, заполненное бесчисленными рыбами.

Надо сказать, зеркала были исключительным явлением как во дворце, так и во всех государственных учреждениях Ледума: лорд Эдвард отчего-то недолюбливал их.

А вот Кристофер, наоборот, любил.

Он придирчиво всмотрелся в свое отражение, изучив тон кожи, разрез губ и глаз, прихотливо уложенные извивы волос. Он был по-настоящему, идеально красив, и знал это. Более того, Кристофер считал, что никто в целом мире не сумеет соперничать с ним, а потому неизбежно был влюблен лишь в самого себя.

Эгоистичная любовь эта сопровождала аристократа с детских лет, возможно, с момента самоосознания, и с каждым годом только росла и крепла, по мере того как к щедрому дару природы, красоте, прибавлялись разнообразные таланты, а также формировался гибкий, неординарный ум эстета.

Каково же было изумление Кристофера, когда в один из дней он вдруг обнаружил, что ошибался насчет своих убеждений. Сердце, подобное прозрачному льду, оказалось бессильно перед твердостью алмаза – тот безжалостно раскрошил его, не посмотрев на красоту, наполнив холодную душу непокоем.

Правителю Ледума и без того принадлежали многие сердца, теперь же он с легкостью, сам не подозревая о том, овладел всеми мыслями и желаниями Кристофера. Чувство это представлялось сродни истинно религиозному фанатизму, обожанию преданного раба, боготворящего возлюбленного господина. Это была смесь восхищения и преклонения.

Одержимость, которую следовало побороть.

Никогда не надеялся Кристофер на что-то иное, кроме как шанса в полной мере проявить свои способности, служа на благо родного города и своего лорда. Таланты его раскрылись во всей красе, и вскоре он получил высокий пост главы службы ювелиров.

Идеал же, который избрал и принял Кристофер, обязан был быть недостижимо высоким и первое время действительно казался таковым.

Ни в коем случае не проявляя даже тени эмоций, Кристофер быстро приобрел расположение правителя, которого откровенно тошнило от угодливости и раболепия окружающих. Несмотря на склонность к деспотизму и желание все контролировать, лорд Эдвард довольно высоко ценил в людях чувство собственного достоинства, а потому приблизил Кристофера к себе.

Но желанная близость правителя вместо удовлетворения принесла неожиданные страдания. Теперь, когда идол был совсем рядом, с него слетела позолота, и осколки разбитого сердца тяжело заворочались в груди, настойчиво требуя большего.

Сокровище, казавшееся прежде недоступным, теперь находилось на расстоянии вытянутой руки.

Однако Алмазный лорд оказался жесток. Терпеть его придирки и постоянные перепады настроения давалось непросто человеку, столь высоко ценящего себя. Возможно, Кристофер не сумел бы переломить свою гордость, если бы правитель не казался столь неоднозначным и сложным для понимания. Грубость его порой была куртуазна до изыска, а издевательства столь изощренны, что доставляли болезненное, ненормальное удовлетворение.

Поняв, что намеренно или нет, а лорд постепенно сводит его с ума, Кристофер испугался. От опасных запретных чувств решил сбежать он в мир ночных увеселений и наркотических снов, однако те не смогли разорвать многолетний плен.

Заменить один наркотик другими не удалось, сделалось только хуже.

Вечен ли этот тягостный плен?

Иногда Кристоферу казалось, что правителю известна его тщательно скрываемая тайна, так явно тот порой вызывал его на откровенность, забавляясь и играя, как кошка с мышью. Конечно, лорд Эдвард не мог воспринимать его всерьез.