О Изначальный… такой Ледум – прекрасный, отчаянно беззащитный – Себастьян снова был готов любить.
Но страх останавливал порывы сердца. Город оказался многолик и менял лица так часто, что доверять ему вновь было слишком рискованно. Тем не менее Себастьян внутренне замирал от восторга, не в силах остаться равнодушным к открывающейся его взору откровенно пугающей красоте.
Страшная морозная сказка, сон, который не исчезнет с рассветом. Даже если температура вернется к нормальным значениям, таять это странное чудо будет дня три-четыре, не меньше. Слишком много льда.
Ювелир уже почти не чувствовал замерзших конечностей, когда за поворотом наконец показался нужный дом.
Ледум подозрительно затих, наблюдая. Себастьян тоже замедлил шаг, в безмолвии подходя все ближе, и наконец дернул на себя обледенелую, примерзшую к проему дверь. Открыть ее удалось с трудом.
Церковь встретила его гробовым молчанием.
– Я служу науке, а не лорду-защитнику, дорогой мой Карл, – поморщившись, печально возразил Мелтон. – Науке, и только ей одной. Я не имею права гордо умирать в застенках, теряя драгоценное время, – это было бы слишком большой… возможно, невосполнимой потерей для прогресса.
– О, прогресс, великий и ужасный прогресс! – зло съязвил Карл, постепенно выходя из себя. – Сколько раз слышал я это ваше универсальное заклинание, оправдывающее самые жуткие из преступлений. Разумеется, вы вынуждены молчаливо страдать, самоотверженно возложив себя на сияющий алтарь науки! И ни высокое положение главы Магистериума, ни множество почетных степеней и наград не смягчают горечи ваших глубочайших душевных мук.
– Именно так, – огрызнулся в ответ Мелтон. Ох, как же легко вызвать гнев старого друга, давя на, казалось бы, давно зажившие мозоли. – Но вам-то откуда стало известно все это, коль вы долгие годы томились в заточении?
– Верно, я был полностью изолирован от мира, – нахмурившись, мрачно подтвердил Карл, – но мой тюремщик держал со мной тесную связь. Он не только дотошно выпытывал у меня мои тайны, но и сам временами был не прочь поделиться ценной информацией. А все потому, что ему было почти так же скучно, как и мне. Поверьте, августейший правитель в красках хвалился передовыми достижениями и успехами науки Ледума. Он весьма и весьма доволен вами.
Карл перевел дух, искоса посматривая на умолкшего собеседника и примечая его реакции.
– И как только можете вы жить с этим, профессор? – наконец прямо спросил он. – Как можете спокойно спать, зная, для каких чудовищных целей используются ваши разработки? Это трусость. Куда исчез тот Мелтон, которого я знал когда-то, – мечтатель и неисправимый романтик? Из гениального ученого за минувшие годы вы превратились в злого гения эпохи.
– Не будем заострять внимание на том, в кого регулярно превращаетесь вы, – под нос себе пробормотал Мелтон, нервно рассмеявшись. – Время романтики заканчивается в юности, это так. Но не преувеличивайте мои грехи. Наука бесстрастна, она не может быть хороша или дурна. Наука есть выражение самой объективности. В чем-то вы правы: иногда ей находят не самое лучшее применение, но в этом нет вины изобретателей или исследователей. Таково наше общество и его болезни – не мне их лечить. Вы не ошибаетесь в ваших подозрениях: все разработки в первую очередь обретают реализацию в военной сфере, но по сравнению с невежеством и хаосом это неизбежное и гораздо меньшее зло. Рано или поздно все открытия применяются и для мирных нужд. Таким образом со временем жизнь простых горожан так или иначе становится лучше и проще.
– Вы говорите его словами, – с беззлобной иронией заметил Карл, широко разведя руками. – Ведь это не ваши мысли, профессор. Прежде вы не соглашались на сомнительные компромиссы с совестью. Вы были не из тех, кто шел по пути наименьшего зла.
– Прежде – может быть, – холодно отрезал глава Магистериума, с большим трудом не поддаваясь на очередную провокацию. – Но вас не было слишком долго, Карл. С тех пор изменилось многое: как в Ледуме, так и в моей душе. Я ученый, в этом призвание и смысл моей жизни. В этом вся моя судьба. На мне лежит ответственность перед обществом. Я не могу позволить себе не использовать данные мне способности… чрезвычайно редкие способности, замечу без лишней скромности. Я должен оставить знания потомкам, подготовить студентов, способных на высоком уровне продолжить развитие передовой науки. И дать новый импульс маховику прогресса! Конечно, он был запущен до меня, но в нашей эпохе именно я тот человек, который ответственен за скорость его дальнейшего вращения. Посмотрите, сколько на меня возложено обязанностей: перед обществом, перед будущим! Это мой путь, и другого не дано. И более я не стану отвлекаться на посторонние дела, не позволю втянуть себя в глупые политические авантюры, теряя дни, отпущенные для работы.