Тень Серафима

– Я услышал вас, профессор, – терпеливо дождавшись, пока Мелтон замолкнет, подвел неутешительный итог Карл. Голос его был глубок и низок, полон невысказанных предостережений. – Я мог бы пригрозить вам расправой, но не стану делать этого. Я уже понял, что немедленная неизбежная смерть от лап нелюдя для вас гораздо менее страшна, чем возможный будущий гнев вашего дражайшего лорда, в случае если тот узнает о нашей встрече. Но позвольте задать вам последний, личный вопрос. Каково это – приучить себя не чувствовать, больше ничего не ждать? Не жить? Каково это – каждый день притворяться, не имея возможности выговориться, на всем белом свете хоть с кем-то быть искренним? Смотреть в глаза человеку, отнявшему у вас смысл жизни – тот, что был до науки, – и подчиняться?

«Не вздумайте снова довериться мне, друг мой, – не стерпев собственных колких фраз, мысленно взмолился Карл, совершенно точно зная, чем это нехорошее дело закончится для Мелтона. Как жаль, что другого выбора не было. – Не смейте прислушиваться к моим словам. Не смейте поддаваться эмоциям, которые вас погубят».

Но плечи старого профессора уже вздрогнули, и он вдруг задышал отрывисто.

– Хотите, чтобы я разделил с вами тяжесть своего горя? – хрипло вопросил Мелтон. – Хорошо. Возможно, мне это действительно принесет облегчение… Поверите ли, этот изверг даже не пришел на казнь. А я был там. Был, вместе с половиной жителей Ледума, собравшихся поглазеть на громкую смерть. Многие открыто сочувствовали Лидии, несмотря на всю холодность сердец наших горожан… Это было ужасно. Ах, Карл, если бы вы только знали, как это было ужасно!

Лицо ученого исказили сильнейшие эмоции, горестные морщины перечеркнули высокий лоб.

– Должно быть, больно вспоминать такое? – с невольным сочувствием заметил Карл, смущенно опустив глаза. Дело было сделано.

– Вспоминать? – грустно переспросил Мелтон. – Возможно… Только я и не забывал. Даже во сне прошлое не отпускает меня. Тяжело и больно помнить, но память – это все, что у меня осталось. Моя госпожа в серебряном и лазурном кротко улыбается с эшафота… ей позволили надеть гербовые цвета Ледума в последний раз… Спокойная улыбка так и осталась на лице, когда голова упала в корзину. Глаза тоже остались открыты навсегда. Хрупкое тело чуть дернулось в агонии, и… и все. Было столько крови…

Мелтон отвернулся, скрывая слезы, которые уже не мог сдержать.

– Если это как-то утешит вас, лорд Эдвард высоко оценил вашу выдержку. Он был уверен, что в первые дни после казни вы непременно сорветесь и броситесь на него, пытаясь заколоть своей профессорской указкой.

В глубине души Карл искренне соболезновал старому другу, но все же не смог удержаться от соблазна подпустить шпильку и вывести на эмоции. Находить уязвимости и без жалости бить в слабое место – в этом была звериная натура оборотня.

– Что? – возмутился и одновременно изумился Мелтон. – Но… откуда он знает?! Не может быть, чтобы вы рассказали правителю, ведь так?

Он пристально вгляделся в насмешливо блестящие глаза Карла и похолодел, видимо, прочтя в них ответ.

– Да как вы могли… как посмели выдавать чужие секреты! Это бесчестно!

– Перестаньте, Мелтон! – Карл ни секунды не собирался оправдываться или приносить извинения. – Неужели вы думаете, осталось что-то, о чем я не сообщил ему за эти тягостные годы? О, как счастлив я был разговаривать хоть с кем-то, будь это даже сам дьявол! Прошу, поймите же меня. В некоторые дни моего одинокого заключения я почти терял надежду: сумасшествие было предельно близко. Я остро ощущал, как меняется восприятие действительности, и только сила воли удерживала меня на самой границе безумия. Однако я должен разочаровать вас: правитель знал и раньше. Думаю, Лидия сама открыла ему правду. Она всегда была слишком честна и чиста душой, чтобы лгать.

– Но… как же так? – Мелтон удрученно покачал головой, словно до сих пор отказываясь верить услышанному. – По поведению правителя я никогда не заподозрил бы, что ему известно о моих чувствах…

– Вот это как раз неудивительно, друг мой, – невежливо хмыкнул Карл. – Догадливость никогда не была вашей сильной стороной, а психология не входит в число любимых вами точных наук. К тому же наш лорд не из тех, кто прямо показывает окружающим, что у него на уме. Когда это нужно, он может быть весьма умелым манипулятором. Несмотря на природную вспыльчивость, правитель холоден и закрыт – гораздо более, чем кажется.

– Но почему он не запретил ей заниматься наукой и появляться в Магистериуме? – Мелтон выглядел обескураженным. – Это было бы и логичнее, и проще.