Тень Серафима

Какой-то древней, наследственной прапамятью крови Себастьян сразу узнал его, почуял страшное присутствие. Ошибки быть не могло. Драконы – самые могущественные и опасные среди старших рас, и все без исключения нелюди признавали в них сильнейших. Видимо, сама сущность сильфа дала Себастьяну знать, что пора уносить ноги – или умереть.

Дракон был еще далеко, но даже приближение его меняло многое: действия стражей стали более умелыми, четкими и согласованными. Они как будто проснулись, сбросив оцепенение полудремы, и явили подлинные свои способности. Часть стражей уже окружила Моник, часть переключилась на Себастьяна. Угодив в ловушку, ювелир пытался найти верное решение, но того, кажется, не существовало.

Не было времени размышлять, откуда и почему дракон появился здесь именно сейчас, в этот роковой миг. Это катастрофа, конец всему. Себастьян ощутил приступ даже не страха – парализующего животного ужаса – и отупело застыл, как корова под ножом мясника. Это был ужас, заложенный на генетическом уровне, отключающий разум и отдающий тело во власть инстинктам и темному подсознанию.

Нет, нельзя так просто подарить им свою жизнь – проснулся инстинкт самосохранения. Первобытный, самый мощный инстинкт, он заставлял двигаться, бороться до последнего. Ведомый им, Себастьян пришел в себя. Сердце стучало, в крови опьяняюще кипел адреналин. Еще есть немного времени. И выход только один – спасаться бегством!

И Себастьян побежал со всех ног, благо в скорости он превосходил стражей.

…Но… как же… Моник?

Несмотря на судорожно плещущуюся в сознании безотчетную панику, Себастьян нашел в себе мужество глубоко вдохнуть и трезво оценить ситуацию. Силы были неравны – чудовищно, колоссально неравны. Так просто не бывает.

Увы, надо честно признаться себе: помочь боевой подруге он больше ничем не сможет. Из этой пещеры ей не выйти. Должно быть, стражи уже схватили ее и разорвали на части. Почти наверняка это так. Почти наверняка Моник мертва. Сейчас это невозможно осознать, но…

Рано или поздно смерть находит каждого ювелира. Каждый из них не раз встречался с ней лицом к лицу и зачастую был обязан жизнью лишь счастливому стечению обстоятельств. Но удача – еще и изменчивая дамочка. Она мало кому остается верна надолго.

Моник всегда была отважна. Она прекрасно знала о серьезном риске их специфической работы, об опасности гибели. Каждое задание – игра со смертью. Хотела бы Моник, чтобы он тоже погиб сегодня, погиб напрасно и глупо, в неравной борьбе? Наверное, нет. Она бы выбрала для него второй шанс.

Она бы выбрала для него жизнь.

Несмотря на доводы рассудка и здравого смысла, Себастьяна неудержимо тянуло назад, и с каждым сном все неудержимее, все сильнее. Он знал, что так и не сможет простить себе краткой минуты малодушия. Что совесть и чувство вины будут грызть за этот бесчестный поступок, остервенело и жадно, как голодные псы – мясную кость. И больше ему не хотелось вновь, раз за разом, совершать гнусное предательство, оставляя себе пустую и бесполезную по большому счету жизнь. Оставляя себе одиночество.

Для чего он выжил? Чтобы красть камни по приказу богачей, делая тех еще могущественнее, еще влиятельнее? Убивать таких же, как он сам, жалких пешек, из нужды вставших у него на пути?

Все бессмысленно…

– Пойдем со мной, – тихий голос неожиданно остановил его на бегу, как останавливает стрела, бьющая навылет, прямиком в сердце.

Проглотив вдох с кровью, Серафим обернулся.

– София? – Это было странно, но почему-то он не удивился. – Откуда?.. Зачем ты здесь?

– Пойдем, – настаивала Искаженная. – Я покажу. Ты ведь хочешь знать, что с ней стало.

– Нет. – Себастьян сам не ожидал от себя такого ответа. – Не хочу.

– Не бойся. Оставь прошлое в прошлом. Ты волен сделать это.

Голос Софии чудесным образом разорвал липкую паутину сна. Сделав первый шаг, Себастьян с удивлением убедился, что может двигаться и в обратном направлении тоже. Тягостная предопределенность была наконец разрушена.

Осознав это, Себастьян задрожал от волнения. Он может вернуться. Он может снова увидеть Моник! Его Моник.

Крутанувшись на месте, как смерч, ювелир опрометью бросился назад, остро боясь не успеть, опоздать – опоздать даже здесь, даже в этой ничего не значащей зыбкой ночной иллюзии. Сердце бешено колотилось, словно в груди простого смертного. Краски бестолково смазывались, текли, сон таял, расползаясь по пыльным закоулкам разума. На поверхности наступал новый рассвет. Ослепительно-белые лучи солнца песчаными змеями вползали в мрачное чрево пещеры.