Тень Серафима

Все менее реальным становилось происходящее, совсем отступив от событий прошлого. Мучительно медленно солнце восходило в самой его голове. Золотистые волосы Софии темнели и тяжелели, наливаясь насыщенной яркой бронзой, карие глаза затопила зелень. Выражение лица стало серьезнее, строже. До боли знакомое выражение. На щеках проступили чуть заметные милые ямочки, брови изогнулись сильнее, отчетливее. Накрашенный рот стал тоньше и приобрел естественную живую окраску, ничуть не показавшись от этого менее зовущим, напротив… совсем напротив.

Образы Софии и Моник слились.

– Моник?.. – Себастьян наконец оказался к ней почти вплотную, так, что частое горячее дыхание касалось кожи. – Как долго я ждал.

Девушка, кто бы она ни была, ласково улыбнулась ему.

– Прости меня, Моник.

Не в силах больше совладать с чувствами, Себастьян заключил Моник в крепкие объятия. Теплый, такой родной запах ее кожи, волос вызвал спазм болезненного, почти позабытого наслаждения – долгожданного наслаждения. Где-то на заднем плане робко крутилась мысль, что все это обман, мираж, сон… что Моник слишком давно мертва и лучше не бередить старых ран. Ничего нельзя вернуть.

Но сейчас отрезвляющая мысль эта оказалась невыносима, и ювелир решительно прогнал ее прочь, кинувшись в бездну страстей, сладких и горьких одновременно.

Губы их соединились.

* * *

– Что за чертовщина. – Себастьян едва удержался от неуместного желания протереть глаза. – А ведь я даже не был пьян.

Часы в комнате бессовестно показывали пятнадцать минут после полудня. Невероятно, чудовищно поздно – почти целый день насмарку. Полностью обнаженное тело Софии лежало рядом, бесстыдно разметавшись по простыням, грудь мерно и завораживающе покачивалась в такт дыханию.

Эта ослепительная нагота на миг парализовала взгляд, но уже вскоре тот ожил и продолжил свое увлекательное путешествие. Алый, похожий на раздражение след причудливыми узорами тянулся по белой коже, от основания нежной шеи по плечам и линиям живота, ниже, ниже… не оставляя никаких сомнений в том, где накануне успела побывать его рука с бирюзовым браслетом на запястье.

А успела она многое.

– Что за чертовщина, – настойчиво повторил ювелир, постепенно приходя в себя и припоминая прошедшую ночь. – Этого еще только не хватало.

Тяжело, неохотно, мучительно события выплывали из сумрачных закоулков памяти, словно накануне вечером Себастьян уговорил не одну бутыль горячительного. Сначала кошмар, ну да ладно, с ними он уже почти свыкся. Но почему-то сюжет сна развернулся иначе, под конец превратившись в откровенно эротическую фантазию, которая больше пристала горячему юнцу.

И вот теперь выясняется, что все грезы происходили наяву? С… Софией?! Как это вообще возможно?

Наваждение какое-то.

Разбуженная звуком его голоса, девица сладко потянулась и зевнула, смешно сморщив личико. Себастьян поспешно отвел взгляд от ее прелестей и, встав с кровати, скоро натянул одежду. Мысли были в совершенном хаосе, но что-то глубоко внутри ожило и ликовало неистово, бесстыдно… что-то, в чем он сам не отважился бы себе признаться.

Но что же делать теперь? Что сказать?

Заметив смущение Себастьяна, избегающего смотреть на нее и хмуро косящегося в сторону, София кокетливо улыбнулась. В блестящих глазах-полумесяцах разливалась сытая медовая сладость. Вот ведь чертовка, неожиданно разозлился ювелир. Ни малейшего стеснения!

– Не делай такое скорбное лицо, Серафим, – соблазнительно промурлыкала Искаженная, похоже, решив, что после случившегося можно перейти на ты. – Все в порядке: я не собираюсь заставлять тебя жениться. Произошедшее ничего не меняет. Совсем ничего. Хоть это и было, признаюсь, неплохо.

Себастьян мысленно усмехнулся, немного успокоившись. Слава Изначальному, камень с плеч свалился. Ну да, как он мог запамятовать – он же в Ледуме! Нравы здешних жителей испорчены с самого рождения. Культ наслаждений цветет пышным цветом, почитаемый за основной жизненный принцип и чуть ли не за единственный смысл жизни.

Даже самого понятия семьи нет в этом бесстыжем городе. Браки никем не регистрируются и не существуют даже неофициально: оставаться рядом людей заставляет разве только нищета или старость, но и в этом случае моральные обязательства не предусмотрены. Просто иногда бывает проще выжить вместе. Очень удобная позиция.

Родственные связи также не имеют ценности. Детей от непродолжительных и случайных связей редко воспитывают родители. Это принято в основном в состоятельных домах или в среде аристократов, которым нужно продолжить род и удержать высокое социальное положение.

Простые же граждане отдавали нежеланных детей в военные воспитательные дома, на попечение общества, где из них готовили идеальных солдат для обороны города или стражей для поддержания порядка и защиты режима. Некоторые матери относили младенцев в монастыри, и в этом случае те получали суровое и жесткое воспитание, а общество – новых адептов святой службы, инквизиторов.