Тень Серебряной горы

И полез вон из пещеры. Вылез, пошёл дальше вверх. Шёл, думал: дурь какая, командир должен что, печься о своих подчинённых, пестовать их, нахваливать, чтобы не робели, а он что?! Шёл дальше, ружьё било по хребту, сабля сбоку путалась, ноги скользили, потому что камни уже кончились, был только снег, а капитан шёл, думал: умные солдат в атаку водят, а дураки одни лезут вперёд! И всё равно лез, и лез дальше, лез!

И вылез на самый верх, остановился, осмотрелся. И в самом деле, никого там не было, никакой Харгитит не лежал с располосованным брюхом, без кишок, и лужи крови нигде не было. А вот бревно с рисунками осталось на месте. Вокруг бревна были видны следы, и их было совсем немного. Так куда девался Харгитит, подумалось.

Вдруг громко захлопали крылья. Капитан поднял голову. В небе кружил ворон. Капитан вскинул ружьё, прицелился, взял на упреждение, затаил дыхание, мысленно сам себе скомандовал и выстрелил.

Ворон исчез. Капитан медленно опустил ружьё и начал его перезаряжать, а сам смотрел в небо, ждал.

Снова появился ворон. Капитан сразу навскидку выстрелил! Ворон опять исчез. А с неба медленно, кружась, опускалось перо. Капитан отбросил ружьё, выставил руки вверх, начал ловить перо…

Оно исчезло. Капитан зло чертыхнулся, поднял ружьё и начал утирать его рукавом. Утирал долго, тщательно, иногда поглядывал на небо. В небе было пусто.

И на вершине горы никого, кроме капитана, не было. Капитан закинул ружьё за спину и только тогда увидел подбегающего Костюкова.

– Кому было велено не лезть за мной! – строго сказал капитан.

– Господинчик взбесился, – сказал Костюков запыхавшимся голосом.

Капитан сердито хмыкнул, развернулся и поспешно пошёл вниз с горы, а Костюков пошёл за ним. Капитан шёл, не оглядываясь и ни о чём не спрашивая. Костюков тоже помалкивал. Ещё бы, это не в трубу дудеть, сердито думал капитан, а больше ни о чём не думалось.

Зато когда капитан подошёл к пещере и увидел стоявшего возле неё Меркулова с ружьём, то ему сразу стало как-то веселей. Меркулов лихо козырнул, капитан кивнул в ответ, полез в пещеру. Там было тихо. Капитан постоял, проморгался, привык к темноте и вначале увидел своих и с ними рядом Шалаурова, потом адъюнкта. Тот сидел в дальнем углу и настороженно поглядывал по сторонам. Взгляд у адъюнкта был вполне осознанный. Это уже очень хорошо, подумал капитан и строго спросил, кто дежурный. Синельников сказал, что он. Тогда капитан спросил, что было за его отсутствие.

– Арестованный кричал, – сказал Синельников. – И вырывался. Мы его чуть удержали всем скопом.

Капитан спросил:

– Кричал по-чукочьи? Или по-нашему?

Синельников подумал и пожал плечами. Капитан посмотрел на адъюнкта. Тот смотрел на капитана, не моргая. По-немецки, вдруг подумал капитан, или даже по-латыни, да, а что, адъюнкту это запросто! Вот сказать бы сейчас по-немецки, по-немецки он же слыхивал! Но на ум ничего не пришло, ни единого словечка. Тогда капитан опять повернулся к адъюнкту и окликнул:

– Гриша! – Подождал и прибавил: – Господин Осокин!

Адъюнкт смотрел на него и молчал. Глаза у адъюнкта были пустые, равнодушные. Кто-то из солдат хихикнул.

– Дурачьё, – строго сказал капитан. – И ты, Никита, тоже хорош. Не объяснил задачу. А задача у нас простая! Чукчи думают, что он сильный колдун, и к нам не лезут, потому что он с нами. Потому что, они думают, если он с нами, то он теперь будет нам помогать, и помогать по-волшебному, сильно, будет напускать пургу, или какую хворобу, или чтобы стрелы били мимо, ну, или ещё что-нибудь. И не лезут они пока к нам! Робеют! И так мы можем долго просидеть, придёт Дмитрий Иванович, и мы попрём их отсюда, перебьём к едреней матери, и, может, даже в самом деле серебра добудем! Но это, – сказал капитан, – после. А пока что вот говорю: если, не дай бог, по чьей-нибудь вине адъюнкт преставится, того застрелю собственноручно! Из вот этого ружья пуля в лоб! Понятно?!

Все молчали.

– Значит, понятно, – сказал капитан. Помолчал, потом спросил: – Как у него рана?

– Не даётся посмотреть, – мрачно сказал Синельников. – Ему говоришь, а он ничего не понимает!

Капитан ещё немного помолчал, потом сказал:

– Рану, говоришь, не показывает. Ну и ладно. Не показывает, значит, заживает, идёт на поправку. А ты, Синельников, смотри за ним в оба. Остаёшься за старшего, понял? Чуть что, сразу пуля тебе в лоб. А мы с Никитой Павловичем пока сойдём вниз, посмотрим, как там дела. И Пыжикова с собой возьмём. Пойдём, Пыжиков, бери ружьё!

И они втроём полезли из пещеры. Потом они спускались вниз по тропке, петляли. Капитан велел двигаться скрытно, они так и двигались, если это можно так назвать. И вышли к Ефимову. Тот стоял на прежнем месте, хмурился.

– Что случилось? – спросил капитан.

– Ничего, – ответил Ефимов очень неохотным голосом. – Вот только приходили на поляну этих трое, стали гонять наших оленей недорезанных и угнали их всех вон туда, за те камни.

– Это плохо, – сказал капитан. – Хотят нас измором взять. Ну, ладно!