Тень Серебряной горы

Но вдруг останавливается как вкопанный, а потом резко разворачивается и бежит обратно, к Атч-ытагыну, к войску, которое сбилось в толпу и растерянно вертит головами по сторонам. Они не знают, что делать! И вот тут из-за камней…

Вышло ещё одно войско. Это тоже были инородцы, тоже в лахтачьих панцирях и с копьями, а дальше за ними шли казаки и солдаты с ружьями. Войско не спеша вышло на пустошь, развернулось фронтом к чукчам, и почти сразу вперёд войска вышел его командир. Он был невысок ростом и широкоплеч, у него на летней шубе были золочёные гербовые пуговицы, а под горлом железный горжет, или, по-простому, офицерский знак, и славная кызылбашская сабля на поясе. То есть его трудно было не узнать.

– Дмитрий Иванович! – громко сказал Синельников. – Пришёл! Раньше срока! И я так и думал!

И перекрестился. А капитан уже скомандовал:

– Синельников, моё ружьё!

Синельников подал. Все быстро строились и заряжали ружья. Адъюнкт смотрел на это и молчал, потом повернулся к капитану и спросил:

– А я что?

– А ты стой здесь пока, – ответил капитан. И, обернувшись, приказал: – Востриков, присматривай за ним!

Казак Востриков вышел из строя и подступил к адъюнкту, а все остальные пошли вниз, за капитаном.

Капитан шёл по тропе, очень спешил и то и дело поглядывал вперёд, опасаясь, как бы им не опоздать. Но их там уже заметили и ждали. То есть это всё тот же Дмитрий Иванович оглянулся на спускавшийся с горы отряд и помахал им рукой, а после снова повернулся к чукчам. Чукчи заканчивали строиться. Дмитрий Иванович достал карманные часы, открыл крышку, посмотрел на циферблат и удовлетворённо кивнул. Капитан и его люди побежали вниз по тропке. У чукчей начали бить в бубен, бил шаман, а чукчи били копьями по панцирям, потом стали кричать «Ыгыыч! Ыгыыч!» и топать ногами. Дмитрий Иванович ещё раз оглянулся, увидел, что капитан и его люди уже совсем близко, и убрал часы, поправил шапку и нарочито не спеша пошёл вперёд, к чукчам. За ним, в трёх шагах, шёл Захар Шиверкин, его вестовой, и нёс копьё, на которое была навязана белая переговорная тряпица.

– Йакунин! – послышалось от чукчей. – Йакунин!

То есть так среди них прозывался господин Павлуцкий Дмитрий Иванович, майор, командир Якутского драгунского полка и он же комендант Анадырской крепости, дальше которой ничего на этом свете не было, а были только одни чукчи, которых Йакунин по-чукочьи, или Беспощадно Убивающий по-нашему, держал в покорности. Или хотел держать. И вот теперь он один, с одной саблей, подступал ко всему их войску.

А подступив, остановился, усмехаясь.

Навстречу ему, от чукчей, так же не спеша вышел Атч-ытагын. За ним шёл, с мешком руке, его переговорщик.

Когда они остановились и посмотрели на Дмитрия Ивановича, тот усмехнулся и сказал:

– Здорово живём, тойон. Что у вас нового?

– Да вот пришли сюда, – сказал Атч-ытагын. – Нам сказали, что здесь чужие люди сидят на нашем молельном месте и никаких пожертвований нашим предкам не делают. И видишь, как наши предки разгневались? Хотели тех чужих людей насмерть поджарить, да не успели – ты пришёл.

– Ха! – громко сказал Дмитрий Иванович. – Какие же это чужие люди? Это же верные слуги нашей Великой Правительницы, славной государыни Анны Иоанновны, которой мы все присягали. Или ты не присягал?

– Может, присягал, а может, нет, – ответил Атч-ытагын задумчиво. – Слишком много лет с того прошло, когда ты ко мне приезжал и привозил говорящую бумагу. Да и я ещё честно скажу: в прошлом году пропала та бумага. Собака забежала к нам в ярангу, схватила её и унесла, мы стали гоняться за ней, не поймали.

– Э! – сказал Дмитрий Иванович и покачал головой. – Плохи твои дела, тойон. Если Великая Правительница узнает, что её говорящую бумагу грязная собака съела, она велит, чтобы и с тобой так поступили: отдали бы собакам на съедение. Но зачем нам такая беда? Давай новую бумагу напишем. Прямо сейчас давай!

Атч-ытагын задумался, долго молчал, потом сказал, улыбаясь:

– Стар я стал, глаза у меня уже не те. Боюсь, опять я потеряю ту бумагу, и тогда та, которую ты именуешь Великой Правительницей, ещё сильней на меня разгневается, а заодно и на тебя. А я очень не хочу, чтобы она на тебя гневалась. Поэтому не надо никаких бумаг. Давай просто так разъедемся – ты к себе в крепость, а я к себе в тундру.

– Давай! – сказал Дмитрий Иванович. – Мы эти твои слова пришлись по нраву. Но что же это мы так долго ноги били, чтобы ни с чем возвращаться? Нам даже нечего будет рассказать нашим домашним, когда они спросят, зачем и куда мы ходили. Поэтому давай мы с тобой силой померимся, и кто из нас победит, того и правда. И вся добыча! Что ты, тойон, на это скажешь? Или промолчишь, как женщина?