Тень скорби

— Я слышал это имя в связи с ней. Она — властвующий дух моего королевства. Она величественна, но берегитесь, ибо от нее ничего не скроешь: она читает самое ваше сердце. О, на вашем месте я не подходил бы так близко к этим решеткам. Береженого Бог бережет. Оттуда исходит нездоровый воздух. Это темницы.

— Чьи темницы?

— Трудно сказать: их можно встретить повсюду в Вердополитанской конфедерации. Известно только, что там происходят чудовищные вещи.

Он вздрагивает, и на мгновение его непостоянные черты затмеваются другим лицом, белым, худым и измученным.

— Да, я по опыту знаю. Самое малое — это еда (подгорелая овсянка и тухлое мясо) и жуткий пронизывающий холод. О, но есть и более страшные муки… Откровенно говоря, там свершилась моя смерть.

— Боже мой, Боже мой! — восклицаете вы. — Но вас, конечно, освободили или же вы спаслись?

— Нет, нет! Как я уже сказал, я умер от этого, — как ни в чем не бывало, даже весело продолжает Уэлсли. Тем временем над головой быстро пролетает ночь, озаряемая огнями сырых тропических звезд. — Но Гении, конечно, возродили меня к жизни.

— Неужели, — спрашиваете вы, — они могут это делать?

— О, они всегда это делают, — говорит Уэлсли, снимая шляпу перед деспотичной прекрасной женщиной в шелках и бриллиантах, которая выходит из экипажа у парадного крыльца роскошного городского особняка и награждает его царственно насмешливым взглядом, в котором скрыта уязвленность.

— Значит, — как бы это сформулировать? — вы говорите, что здесь никто по-настоящему не умирает?

Уэлсли взирает на вас в дружелюбном замешательстве.

— Нигде никто по-настоящему не умирает, не так ли?

Вдруг город, бухта, небо и весь мир начинают рушиться, как карточный домик. Уэлсли скручивается в спираль, точно лист бумаги, который превращается в трубочку, но успевает грациозно махнуть рукой и улыбнуться на прощание.

— Даже Гении, — одними губами шепчет он, — должны спать.

— Ах, скажи это еще раз, Бэнни, это звучало так забавно!

Брэнуэлл свирепо взирает на Энн, которая скачет вокруг него, когда они идут по тропинке, пролегающей посреди вересковых болот. Но ведь не станешь же испепелять ее взглядом! Энн, по-прежнему самая младшая, писклявая коротышка, распрощалась со своей недорослостью, забравшись на скромный табурет суждения, с высоты которого она может смотреть брату в глаза.

— Я же тебе говорил, — резко отвечает он, — не называй меня так, зови меня Брэнуэлл.

— Почему?

— Потому что это более уважительно! — На последнем слове голос Брэнуэлла опять срывается и звучит, как флейта. Энн давится смехом.

Брэнуэлл сердито топает вперед, истребляя колокольчики своей палкой.

— Иногда компания девочек очень утомляет, — ворчит он, пробуя повышать и понижать предательский голос. — Когда мальчики взрослеют, им нужно проходить через некоторые вещи, а девочкам нет.

— Нет, крестьянка Мина остается верной ему даже после того, как он берет в жены Елену Викторину, — говорит Шарлотта, гладя Эмили по волосам. — И даже после того, как Елена умирает от его равнодушия.