А затем пришли орки. Змея думала, что это просто очередное расширение ее меню, но они были охотниками, как и она. Придя в горы, они вытеснили гномов и эльфов, подчинили троллей, и распугали большую часть животных. В конце концов единственным блюдом в меню Шиссат стали сами орки… Но они отреагировали на попытку охотится на них не так, как другие народы — вместо того, чтобы бежать или драться, они стали добровольно отдавать сородичей на съедение. Более того, одно из орочьих племен поселилось около пещеры Шиссат и стало приводить жертв прямо ко входу. Орки объявили гигантскую змею богиней и молились ей, прося помощи в охоте. Шиссат не могла никого благословить, даже если бы хотела, но к жертвам отнеслась благосклонно — она не стала уничтожать орочью деревню, позволив своим последователям размножаться. Размножались орки очень быстро, и новые жертвы приносились к жилищу змеи так часто, что она даже перестала впадать в многолетние спячки — еды у нее теперь было вдоволь. Но кроме еды змее хотелось еще и азарта, настоящей охоты с риском и сопротивляющимися жертвами. Потому она стала раз в месяц покидать свое логово, отправляясь далеко в горы и нападая на один из отрядов орков-охотников. В конце концов в племени узнали об этом, но вместо того, что озлобится или испугаться, орки поняли Шиссат — они тоже были охотниками и воинами, и вся их жизнь была поиском новых способов подвергнуть себя риску. Поняв, что их богиня по своей природе даже ближе к ним, чем они думали, орки стали почитать ее еще сильнее — помимо обычных жертв, они стали приводить к змее преступников и пленников. Осужденным на смерть предлагалось сразиться с богиней и попытаться завоевать свободу. Эта забава нравилась оркам — и она нравилась Шиссат. Ее жертвы не могли бежать, напротив, для них победа над ней была единственным крошечным шансом выжить. И, поскольку в большинстве своем, жертвы были орками, они отважно бросались на стапятидесятифутовую змею. Шиссат видела в их глазах волю к победе и от того убивать их было намного приятнее. Это уже не было охотой, это было сражением.
Однако сражение — это не просто охота, где жертва бессильна убежать. На охоте убивает только охотник, а жертва либо спасается либо погибает. В бою нет охотника и жертвы, и любой из сражающихся может оказаться убийцей или убитым… И однажды один из орков убил Шиссат. Его звали Вадиш и он был младшим вождем другого племени, захваченным в плен вместе с семью своими воинами. Для змеи не составляло проблем разобраться с восемью цепляющимися за жизнь орочьими воинами, но вождь Вадиш стремился защитить не себя, а своих подчиненных — поэтому он бросился прямиком в раскрытую пасть Шиссат. Когда клыки вонзились ему в живот и спину, он из последних сил ударил змею изнутри, вонзив копье ей в небо. От боли Шиссат еще крепче сжала челюсти, тем самым вгоняя оружие так глубоко в себя, как ни смогла бы вонзить ничья рука… и тогда он умерла.
Но дух злобы тем и отличался от смертных, что его нельзя было убить, не заплатив цену. Вадиш был готов отдать свою жизнь ради спасения товарищей, но не знал, что змея заберет его жизнь в самом прямом смысле слова. Стоило бьющейся в агонии хищнице затихнуть, как она стала Вадишем. Орк разжал схватившие его челюсти и вылез из змеиной пасти. Раны, оставленные на его теле клыками, немедленно затянулись, а яд, уже текущий в его жилах, стал для него безвреден.
Сила Шиссат, однако, не была примитивным захватом тел, вроде того, что практикуют некоторые духи. Забрать тело уже умирающего противника не было бы для него наказанием. Вместо это змея слилась с ним. Он был все еще здесь, но больше не был собой — и Шиссат не была собой тоже. Она помнила всю свою жизнь, более долгую, чем существование этого мира, но помнила так же и всю жизнь Вадиша. Она смотрела его глазами на его воинов и больше не воспринимала их, как свои жертвы. Она знала их имена, она помнила их детьми, и помнила, как росла с ними вместе, и знала, что хочет вернуться вместе с ними домой. Издав орочий боевой клич, Шиссат с копьем в руках устремилась к толпе зрителей, ведя своих воинов вслед за собой. Новое маленькое тело было очень непривычным, но ее руки сами делали то, что было нужно — то, что Вадиш делал уже много раз. Повергнутые в смятение свершившимся на из глазах «богоубийством», орки-стражники оказались неспособны сдержать беглецов — а вождь Вадиш был в этот день буквально окружен ореолом непобедимости, и ни один удар не мог сразить его. Пленники скрылись и благополучно возвратились к своему племени, а никто из посланных за ними в погоню воинов не вернулся назад.