Читаем Тень стрелы полностью

Он глубоко вдохнул воздух и закинул голову. Над головой тускло светились светляки звезд. Поодаль на площади горели костры. Ночью было холодно, а он был в одном своем дэли, без тырлыка. Красные собаки пьют водку, им тепло. Он попытался вызвать внутри своего мерзнущего тела внутреннее тепло, тумо. Ему это удалось. Горячая кровь побежала по жилам, согрела его. Он распрямил спину. Черное кольцо орущих, сквернословящих людей сжималось. Откуда они добыли водку? Скорей всего, из подвалов Зимней резиденции старика Богдо-гэгэна. Любил водочку старик, всем это было известно. Ну и что, Гэсэр-хан тоже водку любил. Что они сделали с Богдо-гэгэном? Если не успели – что они сделают с ним?

Убить старика и его жену и узурпировать власть – это они могут. Так, как сделали это большевики в России.

Тепло. Мне тепло. Мне очень тепло. Я грею своим пылающим телом, как костром, этот чужой, холодный, ледяной воздух.

Я грею своим телом этот ледяной враждебный мир.

Из живого киилкхора вперед вытолкнули человека. Человек был в маске. В странной черной маске-балахоне с прорезями для глаз; островерхий черный колпак торчал над затылком. Человек был силен и молод. Вот этот – тебя убьет?.. В руках у человека в черном балахоне не было никакого оружия – ни пистолета, ни ножа, ни аркана, ни ташура. У него в руках не было даже острого камня, чтобы камнем убить его.

К нему подскочил смеющийся, заросший лиловой щетиной, с бутылкой водки в одной руке, с наганом – в другой, в кепке, заломленной на ухо, со щербиной между вкось поставленных желтых резцов, русский, судя по всему – предводитель этих красных, что подстрелили и поймали его. Русский хохотал уже в голос. Он был сильно пьян. По его лицу, по носу бежали, рассыпаясь, мелкие, как просо, веснушки. На лоб свешивалась иссиня-черная, жирная прядь жидких, давно не мытых волос. Он заклокотал, весь дергаясь от смеха, указывая на подошедшего к нему человека в черной маске, похожей на мешок:

– Ты, лама из бедлама! Вот тебе соперник! Я знаю, вы тут все, ламы, боевым искусствам обучены, ха-ха!.. Вот и поборись – за свою свободу! Победишь – пойдешь на все четыре своих степных сторонушки, к своему зубастому Будде! Проиграешь – мы тебя, а-ха-ха, всего насквозь продырявим, лама! Вместо мишени – к стенке поставим и будем в тебя палить, как в копеечку, а-ха-ха-ха-ха!..

Он глядел в глаза человека в черной маске. Человек глядел в глаза ему.

Доржи показалось – он глядится в зеркало.

Раскосые глаза. Рост тот же, что и у него. Такие же сильные смуглые руки. Такой же тощий, хищно подобранный, натренированный упражнениями мускулистый живот, просвечивающий под черной тонкой рубахой, как и у него.

Здравствуй, двойник. Поборемся, двойник?

«Я вызвал его своим разумом, чтобы выйти из круга. Я сотворил его своим сознанием, чтобы вырваться из Черного Киилкхора. Вперед».

Красные хохотали, ржали как кони вокруг них. Лама, медленно сгибая колени, присел – и вдруг выбросил перед собой правую руку ребром ладони вперед. «У Иуды ранена правая рука. У меня – левая. Я сам зубами вытащил из плеча пулю. Я сам себя перевязал. Я сам заговорил кровь, остановил ее священными заклинаниями. Я не чувствую боли. Нападай на меня». Человек в маске высоко подпрыгнул, в прыжке выставил перед собой ноги и с силой ударил ногами в лицо Доржи. Не успел ударить. Доржи в момент удара резко наклонился, упал на землю, подсек плоской, как острая лопата, рукой уже опустившиеся на землю ноги человека в маске. Маска не устояла. Человек упал на спину. Доржи уже стоял над ним, чуть присев на колено, согнув руки – одна, локтем вперед, перед собой, другая, локтем вверх, за спиной.

Он не успел поймать миг, когда маска вскочила и, резко, выдохнув: «Ха!» – мгновенно оказалась за его спиной. Страшный удар в затылок потряс все его существо до основания. Ему показалось – у него выбиты все зубы. Он быстро наклонился, боднул головой, ударил теменем, как железным тараном, маску в живот и, подхватив руками под мышки, перекинул через себя. Красные собаки заорали, завыли: «О-о-о!.. Поддай ему, поддай, Пурба!.. Сделай из него кровавую лепешку!..» Пурба, подумал он, у него прозвище – имя тибетского кинжала. Пурба, значит, он тибетец. Может быть – один из Тибетской сотни, предавшей барона? Так, хорошо, ты зеркало мое. Я тоже тибетец. Сразимся, тибетец. Я знаю последовательность тайных боевых движений, ведущих к смерти противника. Ты тоже знаешь их.

Мы бьемся на равных.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже