– О, мать твою, Дарлинг. – Кас врезается в меня, спуская внутрь, и в то же мгновение Баш стискивает меня крепче, наполняя мою задницу спермой.
Кажется, что теперь мы, измотанные и липкие от пота, склеимся воедино навсегда.
Баш тяжело дышит мне в ухо, а Кас погружается в меня ещё глубже, прижимаясь своим лбом к моему, пока его член пульсирует остатками наслаждения.
А потом он долго и глубоко целует меня и, отстранившись, говорит:
– Ты чудо, Дарлинг. И ты наша.
Я киваю – потому что это правда, и я хочу, чтобы так было всегда.
Когда братья наконец отстраняются и отступают, я замечаю, что они оба смотрят мимо меня и Небывалого Дерева наверх, туда, где лестница заканчивается чердаком.
Там раздаются тяжёлые шаги, и в поле нашего зрения возникает Питер Пэн. Я могу только представить, как выгляжу со стороны. Грязной и использованной. Очень хорошей шлюшкой – и я сияю от радости под его ярко-голубым взглядом.
– Совет, Дарлинг, – усмехается Пэн, – никогда не позволяй близнецам тебя связывать.
Из последних сил я одаряю его милой улыбкой:
– Ну не знаю, мне скорее понравилось.
Тем временем Вейн дёргает за узел, и виток верёвки спадает с ветки Небывалого Дерева. Я неудобно повисаю в путах, и Пэн тут же ловит меня. Развязав вторую верёвку, Вейн подходит ко мне и принимается освобождать мои запястья.
– Я велел тебе попросить у них мазь, – замечает он раздражённо, – а не ещё один сеанс жёсткого траха.
– Я делаю, что хочу, – отвечаю я с полубезумным смехом.
Вейн смотрит на меня сердито, но при этом его пальцы очень осторожно развязывают узлы.
– Принесите мазь, – велит он близнецам.
Стоит мне окончательно освободиться от пут, Пэн поднимает меня на руки и несёт к своему креслу. Он садится, устраивая меня у себя на коленях, чтобы я опиралась спиной на его согнутую руку.
– Принеси ей выпить, – говорит он Вейну, и Тёмный почему-то слушается: через несколько секунд возвращается со стаканом бурбона и подносит его к моим губам.
– Пей, – приказывает он.
Знай я, что если близнецы меня жёстко оттрахают, Вейн станет заботиться обо мне, я бы воспользовалась этим гораздо раньше.
Я пью, прилив тепла от алкоголя ослабляет часть зажимов в теле.
Кас возвращается с таинственной мазью фейри в круглой металлической банке и откручивает крышку: зелёная вязкая масса внутри поблёскивает на свету.
Он берёт мою левую руку в свою, а другой набирает двумя пальцами состав из банки. Когда Кас втирает мазь в пострадавшую кожу запястья, я шиплю от боли, но он крепко держит меня, и через несколько секунд прикосновение вязкой слизи становится тёплым и успокаивающим, а по руке разбегается щекотное покалывание.
– Лучше? – спрашивает Кас.
Я киваю и откидываюсь назад, опуская голову обратно Пэну на плечо.
– Да. Это приятно.
– Вы, засранцы, слишком резко за неё взялись, – говорит Вейн.
Позади меня грохочет голос Пэна:
– Ты чуть не убил её прошлой ночью, так что завали хлебало. – Он указывает на близнецов: – Ну и вы, двое мудил, могли бы и полегче со своей близнецовой хернёй.
– Ох, простите, Король Неверленда, – паясничает Баш. –
– Прекратите! – восклицаю я.
Все замолкают. Пэн подо мной напрягается.
– Давайте кое-что проясним. – Мазь фейри впиталась в кровь, и мне стало легче: я уже могу поднять голову с плеча Пэна и взглянуть на них всех. – Вы все мудаки, ясно? Но вы мои мудаки. Никто не заставлял меня вставать на колени перед Пэном или толкать Вейна на грань, и уж точно никто насильно не привязывал меня к дереву.
Я выбрала это сама. Я выбираю всех вас. Даже тебя, Вейн. Так что перестаньте относиться ко мне, как к хрупкой игрушке. Я не такая. Представьте фарфоровую чашку, которую столько раз разбивали, что уже непонятно, чашка ли это или просто отдельные кусочки, скреплённые клеем и чистым упрямством в форму, отдалённо напоминающую чашку. Вот это я. Я умею ломаться и умею восстанавливаться. По крайней мере, со всеми вами: я знаю, что никогда не восстановлюсь в одиночку.
Они переглядываются между собой.
– Ну вообще, она права, – выдаёт Баш. – Эта Дарлинг знает, чего хочет. Она всегда знала.
Он подмигивает мне. Так или иначе, он стал первым, кто трахнул меня. Первым, кто нарушил установленный порядок вещей. И я благодарна ему за это. Не будь его выходки, не знаю, поддались бы мне Пэн или Кас.
Или даже Вейн.
Вейн падает в кресло, кладёт в рот сигарету и щёлкает зажигалкой. Сделав затяжку и выдохнув дым, он кивает Касу:
– Не забудь шею.
Пэн запрокидывает вверх мой подбородок, открывая горло, но я отвожу его руку и смотрю прямо на Вейна.
– А эти следы я сохраню, спасибо.
Он мрачно смотрит на меня, сигарета тлеет в его пальцах, как фитиль.
Обработав мои запястья, Кас закрывает банку крышкой и усаживается на диван рядом с братом. Они делят сигарету на двоих, передавая её туда-обратно. Я начинаю понимать, что они делят всё, включая меня.