Тень твоей улыбки

Не успел он отвести руку от телефона, как раздался звонок. Когда высветился номер звонившего, у Питера возникло искушение не отвечать. Однако он понимал, что этим ничего не решишь, поэтому снял трубку и пробурчал приветствие.

— Я ждала, что ты свяжешься со мной, — послышался недовольный голос.

— Я собирался позвонить. Был страшно занят.

— Дело не в телефонном звонке. Я про твой долг. Задерживаешь.

— Я… у меня… сейчас… нет столько, — прошептал Питер сдавленным голосом.

— Так достань… или…

На том конце бросили трубку.

21

Проснувшись во вторник утром, Оливия Морроу почувствовала себя так, словно во время сна небольшой запас остающейся у нее энергии сошел на нет. По какой-то необъяснимой причине в памяти у нее возникла сцена из «Маленьких женщин»,[4] любимой книги ее отрочества. Девятнадцатилетняя Бет, умирающая от туберкулеза, говорит старшей сестре, что знает — она не поправится, время ее вышло.

«Мое время тоже вышло, — подумала Оливия. — Если Клей прав — а мое тело подсказывает мне, что он прав, — мне остается меньше недели. Что мне теперь нужно сделать?»

Собрав оставшиеся силы, она медленно встала, надела халат и пошла в кухню. Пройдя совсем немного, она так сильно устала, что не смогла дотянуться до чайника, поэтому присела на стул, чтобы отдышаться. «Кэтрин, — молила она, — направь меня. Дай мне знать, как поступить».

Через несколько минут она смогла встать, заварить чай и составить планы на день. «Я хочу вернуться в Саутгемптон, — подумала она. — Интересно, там ли еще дом Гэннона и коттедж, где жили мы с мамой и Кэтрин…»

На кладбище в Саутгемптоне во внушительной усыпальнице покоилось несколько поколений Гэннонов. Алекс тоже был там погребен. «Нет, у меня нет ощущения, что он ждет меня в том мире, — с грустью подумала она. — Его любовью была Кэтрин, но когда она умерла, то наверняка не рассчитывала на воссоединение с ним. Или все-таки рассчитывала?»

Ей на память вновь пришла картина из детства, то и дело тревожившая ее последние несколько дней. «Я это выдумала или все-таки видела? — спрашивала она себя. — Это причуды памяти или я действительно помню, что видела Кэтрин в одежде монахини вскоре после ее ухода в монастырь? Я думала, послушницам не разрешают какое-то время видеться с близкими. Это происходило на пристани, и с ней была другая монахиня. Кэтрин и мама плакали. Должно быть, как раз тогда она отплывала в Ирландию…»

Оливия не могла понять, почему вдруг это стало таким важным для нее. «Может, дело в том, что я пытаюсь обмануть смерть, вытаскивая на свет сцены из детства, будто могу заново прожить жизнь?»

Она вызовет машину и сегодня же поедет в Саутгемптон. «Даже через несколько дней может быть поздно, — подумала она. — Интересно, можно ли нанять того приятного молодого человека, который возил меня на прошлой неделе? Как его звали? Да, помню. Тони Гарсия».

Она допила чай, размышляя, стоит ли заставлять себя съесть тост, и решила, что не стоит. «Я не голодна, и сейчас не имеет значения, поем я или нет».

Она медленно поднялась и отнесла чашку в посудомоечную машину, вдруг остро осознав, что такого рода обыденные дела скоро для нее прекратятся.

Из спальни она позвонила в транспортное агентство, с огорчением узнав, что Тони Гарсия сегодня не вышел на работу.

— Он должен был работать, — сообщил ей раздраженный голос. — Но позвонил и сказал, что больны его жена и сын и ему надо остаться дома.

— Как жаль, — сказала Оливия. — Надеюсь, ничего серьезного? Он рассказывал мне, что у его маленького сына была лейкемия.

— Да нет. Всего-навсего простуда. Клянусь, Тони начинает паниковать, даже если у сына насморк.

— В его случае я бы делала то же самое, — холодно откликнулась Оливия.

— Да, конечно, миз Морроу. Я пришлю вам хорошего водителя.

В полдень в вестибюле появился крупный мужчина с обветренным лицом. На этот раз Оливия уже ждала его. В отличие от Тони Гарсия он не предложил ей руки по пути к гаражу. Но сказал, что слышал о ней как о хорошей клиентке и, если ей понадобится, к примеру, остановиться по пути в Саутгемптон, чтобы зайти в туалет, пусть только намекнет.

Она уже собралась попросить его вынуть из багажника сумку с папкой Кэтрин, но потом передумала.

«Я знаю наизусть письма Кэтрин к маме, — подумала она. — Они у меня в голове. И ни к чему, чтобы этот человек вынимал их, а потом клал обратно в багажник. Не надо давать лишний повод обсуждать меня. А почему я прячу эту папку? В чем дело?»

Она не могла ответить себе, но интуиция подсказывала ей пока оставить документы в багажнике.

Стоял один из нежданно теплых октябрьских дней с ярким солнцем и легкими облачками, проплывающими по чистому небу. Но Оливии было зябко, несмотря на то что она надела поверх костюма плащ. Когда они ехали через город, она попросила водителя отодвинуть шторку верхнего люка, чтобы солнечный свет нагрел заднее сиденье машины.