Тень твоей улыбки

— Но если Барбер ее выслеживал, значит, кто-то ему платит. Имеет ли она хоть какое-то представление о том, кто это может быть? — спросил Уилан.

Джон Хартман упоминал Скотта Альтермана.

— Я просмотрел его досье. Он успешный адвокат. Только что перебрался в Нью-Йорк, однако около пяти лет назад преследовал доктора Фаррел в Бостоне. Он единственный, кто, по мнению Джона, имеет мотив сфотографировать доктора.

— Или нанять кого-то вроде Сэмми сделать снимок? — предположил Уилан.

— Возможно. Но куда нас это приведет? — размышлял вслух Форест. — Если это Альтерман, то он будет не первым отвергнутым парнем, который заказывает убийство женщины, его отвергнувшей. Что ж, будем за ним следить. Выясним, не числятся ли за Сэмми какие-то незаконные дела в том баре, где он служит вышибалой. Хорошо бы, если бы мы могли что-то ему припаять.

49

В субботу утром Скотт Альтерман проследовал по маршруту поездки, которую Оливия Морроу совершила в день своей смерти. Выйдя в пятницу из дома Шваба, он позвонил в агентство, которым пользовалась Оливия, и попросил разрешения поговорить с шофером, возившим ее во вторник.

Ему сказали, что шофера зовут Роб Гариган и что он на работе и перезвонит позже. Скотт поехал в свой офис, а ближе к вечеру ему позвонил Гариган.

— Как вам, наверное, сообщили в конторе, это была четырехчасовая поездка в Саутгемптон, — сказал он. — Она никого не навещала. Просто попросила отвезти ее в квартал на берегу океана, а потом к кладбищу.

Скотт был в смятении.

— Никого не навещала?

— Нет. Она заставила меня остановиться перед каким-то очень дорогим особняком. В этом квартале они все дорогие. Она сказала, что жила там в детстве — но не в этом доме, а в маленьком коттедже, который стоял на территории. Потом попросила меня поехать к кладбищу и остановиться перед усыпальницей. Правильно я сказал? Смешное слово, верно? Она просто сидела и смотрела из окна машины, и видно было, что ей очень плохо.

— Если бы вы туда вернулись, вы смогли бы показать мне дом и усыпальницу?

— Конечно. У меня хорошая память.

— Она упоминала о чем-то помимо того, что жила в этом коттедже в детстве? То есть о своих родственниках?

— Почти ничего. Казалось, ей трудно говорить. В том смысле, что некоторые люди не хотят говорить, и я всегда это уважаю. Другие любят потрепать языком, как я, например. Моя жена вечно меня упрекает, что я никак не могу заткнуться и что хорошо бы мне почаще молчать.

По дороге в Саутгемптон Скотт начал понимать, что Роба Гаригана, поделившегося с ним, вероятно, всем, что знал, нелегко будет заставить молчать оставшуюся часть пути.

— Знаете, что такое автострада Лонг-Айленд? — спросил Гариган.

— Пожалуй, нет.

— Это не автострада, это одна большая парковка, особенно летом. Парковка длиной семьдесят миль. Вряд ли вы это знали. Вы ведь из Бостона? Там у вас смешно растягивают слова.

— А я не предполагал, что так говорю. Вы считаете, мне надо научиться произносить «Ну-Яак» вместо «Нью-Йорк»? — спросил Скотт.

— Так говорят люди из Нью-Джерси, а не ньюйоркцы.

Скотт не знал, сердиться ему или смеяться. В Бернардсвиле, штат Нью-Джерси, жили восемь поколений Альтерманов. «Если бы папа после окончания Гарварда не получил работу в Бостоне, я бы вырос там, — подумал он. — Потом он встретил маму, и они поженились. Когда я был маленьким, то любил приезжать в большой дом навещать бабушку и дедушку».

После их смерти собственность семьи была продана, и на том месте построили загородный клуб с площадкой для гольфа.

«Дед с бабкой! Мои составляли важную часть моей жизни, — размышлял Скотт, отвлекаясь от болтовни шофера. — Интересно, Оливия Морроу сказала Монике, будто знала как ее настоящего деда, так и бабку. Бьюсь об заклад, тут есть какая-то связь с Гэннонами. Вот если бы разузнать все это для Моники!»

— Ничего, если я негромко включу радио? — спросил Гариган, заметив, что его не слушают.

— Это было бы здорово, — с благодарностью откликнулся Скотт.

Примерно через час они подъезжали к Саутгемптону.

— Дом, у которого она просила остановиться, находится на берегу океана, — сказал Гариган. — Может быть, я это говорил. Уже близко.

Они проехали еще несколько минут, и вскоре машина остановилась.

— Приехали, — сообщил Гариган. — Дом действительно большой.

Скотт не смотрел на дом. Его взгляд был устремлен на почтовый ящик с фамилией ГЭННОН, выведенной красивыми рельефными буквами. «Я знал это, я знал, — думал он. — Она собиралась рассказать Монике что-то о Гэннонах».

На полукруглой подъездной аллее стояла спортивная «феррари».

— Кто-то сейчас дома. Вы собираетесь зайти? — спросил Гариган.

— Позже. Пока я хочу, чтобы вы показали мне усыпальницу, которую, как вы сказали, посещала миз Морроу.

— Без проблем. Вы знаете, какое главное преимущество проживания рядом с кладбищем?

— Пожалуй, нет.

— Тихие соседи.

«Чересчур тихие, — думал Скотт несколько минут спустя, выйдя из машины и остановившись перед красивым склепом с фамилией ГЭННОН, вырезанной в камне над входной аркой. — Хотелось бы мне сейчас поговорить с Александром Гэнноном».