Тень твоей улыбки

Почувствовав вдруг бесконечную усталость, Грег повиновался. Слушая слова о своих правах, он опустил взгляд в корзину для мусора. Он успел уничтожить подписанные Артуром Сэлингом документы, дававшие ему право распоряжаться портфелем его ценных бумаг. «Хоть одно маленькое доброе дело напоследок, — мрачно думал он. — Теперь все пойдет прахом. Они к тому же проведут проверку фонда. Мы все рассматривали его как копилку. Нам могут предъявить обвинения. Я знаю, что проиграл, но выведу на чистую воду и Пэм с Дугом. Я рад, что наконец узнал об их любовном гнездышке на Двенадцатой авеню. У нее там, наверное, припрятано много драгоценностей. Пусть у каждого из них тоже не останется ни гроша».

Когда его выводили из офиса, на ум ему пришла еще одна мысль. «Мой брат — убийца. Я — вор. А мой сын — государственный защитник. Интересно, согласится ли он быть адвокатом одного из нас?»

Он не был в этом уверен.

77

В половине седьмого, осмотрев последнего из маленьких пациентов, Моника отправилась в свой кабинет, где ее терпеливо дожидались детективы Форест, Уилан и Джон Хартман.

— Может быть, перейдем в приемную? — предложила она. — Осторожно, не споткнитесь об игрушки, но здесь у нас просто больше места.

Вернувшись с совещания в фонде Гэннона, она попросила Нэн позвонить Джону Хартману и пригласить его заглянуть к ней в кабинет около шести. В середине дня Нэн доложила ей, что с ней еще раз хотят встретиться детективы Форест и Уилан.

— Я сказала им, что придется подождать до шести часов, и они любезно согласились.

— Придет также доктор Дженнер, — сообщила секретарше Моника.

Довольная улыбка Нэн подсказала Монике, что та в курсе слухов об их с Райаном отношениях.

Нэн прибрала в приемной. Не дожидаясь просьбы, Форест передвинул один из диванчиков так, чтобы все они сидели друг против друга.

— Доктор Фаррел… — начал он.

Зазвонил телефон. Нэн поспешила ответить.

— Это доктор Дженнер, — сказала она.

Моника встала и быстро подошла, чтобы взять трубку из рук Нэн.

— Моника, — сказал Райан, — на автостраде Уэст-Сайд произошло серьезное столкновение. У пострадавшего черепно-мозговая травма. Возможно, мне придется участвовать в операции.

— Конечно.

— Я перезвоню, когда узнаю, сколько здесь задержусь. — Он замялся. — Если не будет слишком поздно.

— Перезвони мне. Не имеет значения, в какое время, — сказала Моника, а потом добавила: — Умираю от любопытства, как там лазанья?

— Наверное, я никогда не смогу ее больше есть. Я позвоню.

Моника положила трубку на рычаг и вернулась в приемную. Джон Хартман пододвинул ей стул. Усевшись, она сказала детективам:

— Рада, что вы здесь. Есть нечто такое, чем я собиралась поделиться с Джоном, но, думаю, хорошо, что смогу поговорить об этом и с вами.

Карл Форест мягко перебил ее:

— Прежде чем мы это обсудим, доктор Фаррел, я с большим сожалением должен сообщить вам, что сегодня утром в Ист-Ривер было обнаружено тело Скотта Альтермана. Есть вероятность, что это самоубийство, но мы склонны считать, что его смерть как-то связана с высказанным им предположением о вашем родстве с семьей Гэннон.

— Скотт мертв? — переспросила Моника. — Боже правый! Но только вчера в это самое время вы считали, что он мог организовать покушение на меня.

Форест кивнул.

— Доктор Фаррел, вчера вы сами сказали нам, что он был сильно вами увлечен. Вы рассказали, что он зашел к вам домой вскоре после того, как вас толкнули под автобус. Но вы не сказали нам о его идее, что вы можете оказаться внучкой доктора Александра Гэннона, а это, конечно, делает вас наследницей значительной части состояния Гэннона.

Моника долго не могла обрести дар речи. Вихрем проносились в ее голове воспоминания о том, что на свадьбе Скотта и своей лучшей подруги Джой она была подружкой невесты. И о том, насколько близка была она с ними обоими, пока не умер ее отец. А потом Скотт начал докучать ей телефонными звонками и страстными электронными письмами.

— Скотт был поверенным моего отца, — тщательно выбирая слова, сказала Моника. — Когда отец неизлечимо заболел и его в конце концов пришлось поместить в дом престарелых, Скотт занимался всеми его делами. Мой отец был приемным ребенком и всегда хотел узнать свое происхождение, найти свою биологическую семью. Он был исследователем, который уже в зрелом возрасте стал консультантом в одной из бостонских лабораторий, основанной доктором Александром Гэнноном. В течение тех нескольких лет, что отец там работал, я училась в медицинском колледже в Джорджтауне.

Она умолкла, вспоминая, как старалась вырваться в Бостон, едва выдавался свободный день или два, и как ее утешало то, что Джой и Скотт часто навещали ее отца.

— Насколько я помню, мой отец вырезал фотографии людей, на которых, как ему казалось, был похож, и интересовался, не родственники ли они, — грустно произнесла она. — Он отчаянно стремился отыскать свои корни. Иногда я его поддразнивала. Незадолго до смерти он зациклился на мысли, что поразительно похож на Александра Гэннона. Скотт относился к этому серьезно, а я нет — до сегодняшнего дня.

Стараясь говорить твердым голосом, Моника попросила: