Тень улитки

- Не выкобенивайся, Алька! - заботливо советовал Домарощинер, заглядывая ей в лицо. - Ну, что ты, в самом деле? Впервой, что ли?.. Да это ж, можно сказать, твоя профессия... Ты же знаешь Порядок! Начальник всегда прав. А тут не просто начальник, а Хозяин! Он теперь твой хозяин, Алька! Неужели не сечешь?.. Как старый верный друг говорю: расслабься и получи удовольствие!.. Ты же умеешь!.. Тебя и выбрали из многих, потому что ты это лучше всех умеешь... У меня и медицинское заключение об этом есть. Так что, ты не притворяйся... Я все про тебя знаю, про все твои зоны... И Туз Селиванович знает. Хочешь - не хочешь, все равно свое получишь... Лучше уж сразу расслабься...

- Вот вам! Вот вам! Вот вам! - огрызнулась Алевтина, принявшись крутить задом так, чтобы Тузик не мог прицелиться.

- Во кобылка заплясала! - загоготал довольно Тузик. - Я и так весь горю, а она еще разжигает!

Однако попасть никак не мог.

- Ну, ты, замри чуток, кобылка, замри! - потребовал он.

- Хрен тебе! - отвечала Алевтина, чувствуя, что мышцы уже устали от напряжения, но не сдавалась.

- Ну, и дура! - хрюкнул Тузик и тюкнул ее кулаком по затылку.

Алевтина ткнулась носом в стол, больно ткнулась, и от неожиданности и боли вдруг остановилась и расслабилась.

Этого Тузику оказалось достаточно - он с диким восторженным ржанием и хрюканьем вонзился в Алевтину, и поршень заходил.

"Вот дура! - обругала себя Алевтина. - Купилась!.."

Но было поздно. Хотя она все же попыталась вырваться. Однако, Тузик своего не упускал. И стол ей мешал, и наручники.

- Отлично сработано, Туз Селиванович! - захлопал в ладоши Домарощинер.

А Перец от отчаяния замычал совсем утробно-низко, а потом вдруг высоко, будто завизжал, что с заклеенным ртом почти невозможно.

Телохранитель, стоявший поблизости от Переца, лениво замахнулся, чтобы успокоить его эмоции, но Тузик успел распорядиться:

- Не тронь! Пусть, падла, смотрит, как я его телку пользую! Я всех его телок пользовать буду! Интеллигент хренов!..

- Не торопитесь, Туз Селиванович, не отвлекайтесь! - возник со своими инструкциями Домарощинер. - Протокол требует взаимного удовлетворения!.. Вспомните про ее зоны, которые мы с вами изучали по схеме, все ее зоночки-эрогеночки... Пальчиками, Туз Селиванович, пальчиками!.. Вот так, правильно, молодец... Доведите ее до оргазма...

- Не будет вам оргазма! Не будет! - взвизгнула Алевтина, чувствуя, что ее тело перестает подчиняться ее сознанию.

- Будет, многоуважаемая Алевтина! - заверил ее Домарощинер, заглядывая в ее глаза. - Вижу! Вижу! Обязательно будет! Это же от бога! Ничего вы с этим поделать не можете... Планида ваша такая... И не надо сопротивляться... Это же хорошо, очень хорошо, это так приятно... Туз Селиванович! - инструктировал он, продолжая смотреть ей в глаза. - Зубами, зубами ее в спинку, не бойтесь, что больно - ей это нравится... Во-во!.. Глазки еще сильней загорелись!.. А второй ручкой за грудь, за сосочек... Отлично-отлично, Туз Селиванович! Только не торопитесь... Она уже плывет...

Алевтина, действительно, уже плыла и возносилась, почти забыв, где она и с кем. Она уже не была Алевтиной в полном смысле, она была жаждущим наслаждения телом Алевтины, инстинктом, подавившим разум. И не было в том вины ее, да и беды не было, пока это не использовали против ее воли ей во вред.

- О, как дышит! - радовался Клавдий-Октавиан. - Ну, прям, кузнечные меха! Так ее, Туз Селиванович! Так ее!.. Шибче!.. Шибче...

Тузик хрюкал, ржал, скулил, рычал, трудясь над Алевтиной. Его даже пот прошиб, галстук-бабочка сбился на спину, но Тузик исправно трудился. Это единственный труд, который он умел делать.

-А-а-а! - вскрикнула Алевтина.

- Давай-давай, родимая! - возопил Домарощинер. - Вот оно! Вот оно! Поехали!..

Перец тоже видел, как покраснело от напряжения лицо Алевтины, как прикусила она губу, как заработала всем телом навстречу Тузику и вдруг утробно загудела: - А-о-у-ы! - и стала биться под Тузиком. И странно - лицо ее оставалось при этом красивым, даже вдохновенным... Даже в подтеках крови под носом...

"Наверное, это ее искусство, - подумал Перец, - которое сильнее ее... Искусство всегда сильнее того, кем владеет".

Тузик издал трубный не то ослиный, не то слоновий вопль и, ослабнув, навалился сверху на Алевтину, прижав ее к столу.

Оба затихли с закрытыми глазами.

- Вот и ладушки, - довольно захихикал Домарощинер. - Вот и молодцы, ребятушки! И протокол соблюли, и себя ублажили... Жизнь - она так и должна развиваться... Однако ж, и распалили вы меня! Ну, никакого терпежу нет!.. Вы тут приходите в себя, чистите перышки... Я щас... - и пулей выскочил в приемную, проскользнув сквозь охранников. Тут же раздался визг секретарши, быстро перешедший в ритмичное повизгивание и прихохатывание Клавдия-Октавиана.

- Бабы - дуры! - провозгласил Тузик, сползая с Алевтины. - И чего, дура, брыкалась? А-а-а, понимаю - для распаления...