Тень успеха

Ну а с другой стороны, именно из-за этих слухов погибла Алина. Каким бы отморозком ни был Загоруйко, а считай он её обычной девушкой – вряд ли так взбеленился бы от её пощечины… Впрочем, кто его знает, этого монстра. Авось суд припаяет ему срок на полную катушку. Может, он чего-то поймёт в зоне…

Нашла о ком думать! Если я позиционирую себя как бойца, то боец без плана действий похож скорее всего на ветряную мельницу, которая изо всех сил машет руками-лопастями, гоняет воздух… Разве что случайно кого-то заденет, а чтобы воевать, нужно войска свои выстраивать в определенном порядке.

Сейчас я везу обоих мальчишек к нам домой. Димка привык, что время от времени мать оставляет его у нас, и не слишком печалится её отъездом. То есть он, конечно, скучает, как всякий нормальный ребенок, но без особых переживаний. Рядом с Мишкой ему просто некогда об этом задумываться.

Мне нисколько не в напряг ухаживать за двумя пацанами, из чего можно сделать вывод, что имей я нормальную семью, вполне сумела бы воспитывать двоих, а то и троих детей.

Найдёнову я назначила время: десять часов вечера. Уложу мальчишек и пару часов вполне смогу посидеть со своим гостем, поговорить за жизнь.

Ежевечерний ритуал – чтение любимой книжки стихов с обязательным декламированием – уже знакомо и Димке. По крайней мере кое-что из стихов он тоже вместе с Мишкой повторяет.

А знание их на память позволяет мне, почти не глядя в книжку, говорить и думать о своём.

Жила-была хорошая

Принцесса на горошине.

Принцесса на горошине

Хорошая была.

Красивая-красивая

И умная-преумная,

Но только, к сожалению,

Немножечко врала…

Это обо мне.

Понятное дело, что я не собираюсь рассказывать Найденову про некоего Сергея Макарова, а кто бы на моем месте стал рассказывать? И расставаться с Михаилом я пока не собираюсь. Можно было ведь честно сказать: так, мол, и так, не чувствую я к тебе ничего чистого и высокого.

Чистого и высокого – да, но, а вообще-то Найдёнов мне не безразличен. Нам уютно вместе, мы легко находим темы для разговоров и вообще общаемся без проблем…

Я отношусь к нему хорошо вовсе не потому, что я чувствую себя ему обязанной за ту помощь, которую он оказал в Москве мне и моим родственникам по сыну. Он, как бы это сказать поточнее, настоящий. Не выпендривается. Ничего из себя не выпячивает, хотя в нём довольно много вполне привлекательных черт…

Кажется, я совсем запуталась.

Это всё оттого, что я никак не соберусь расставить точки над i. Боюсь, наверное, что в прослеживании некоей логической цепочки обнаружится звено, которое я вовсе не хотела в ней увидеть.

То есть я все еще порой возвращаюсь к своим отношениям с Макаровым. Нет чтобы отпустить и забыть, я, как и все моральные мазохисты, предпочитаю копаться в ране, доставляя самой себе всё новую боль.

Распущенная женщина – это самое мягкое из определений, которым я себя награждаю.

На самом деле так случилось, что Сергей встретился мне в пору расставания с прошлым. Наш роман – как последняя точка, поставленная мной на «лавровиаде».

Теперь надо идти дальше совсем с другими, даже внешне, идеалами.

Всё! Забыла! Прекратила терзать свою несчастную душу!

Звонок в дверь раздается ровно в десять часов. В дверях стоит сам-друг Найдёнов с букетом роз. Букет не столько шикарный, сколько трогательный. Кремовые розы без привычных бантиков-бабочек, без лишней травы и блесток. Такой идеально интеллигентный.

– Спасибо, – говорю я, касаясь губами щеки Михаила. А он вдруг хватает меня в охапку и прижимает к себе.

Наверное, у меня лицо, не соответствующее моменту, несколько обалдевшее, так что он выпускает меня из рук и отводит взгляд в сторону.

– Ты так меня поцеловала, будто током пронзила. Просто-таки заряд в тысячу вольт.

– Хочешь сказать, что я так сильно заряжена?

– На всякий случай я бы на тебя повесил табличку: «Осторожно, высокое напряжение!»

– А что нужно для того, чтобы его понизить? Стабилизатор.

– Какие слова ты знаешь! – восхищается он.

– Я – разносторонняя, – замечаю скромно.

И опять иду на кухню, чтобы собрать на стол. Михаил находит тапочки, которые уже определил как свои, и идет за мной.

– Ты не поверишь, – оживленно рассказывает он, – но я приехал к твоему дому без пятнадцати десять и всё оставшееся до десяти часов время ходил, поглядывая на окна детской: а вдруг ты потушишь в ней свет пораньше?

– Как же, уложишь этих хулиганов пораньше, – жалуюсь я, но с нотками нежности.

– Ты любишь детей, – констатирует Михаил.

– Люблю, – не возражаю я. – А кто их не любит?

– Есть такие люди, – говорит он, мрачнея.

– Ты замечаешь, – напоминаю я, – что мы с тобой говорим, о чём угодно, только не о деле? Догадываешься, зачем я тебя позвала?

– Зачем-зачем, – бурчит он, – известное дело, ты почему-то выбрала меня главой личного МЧС. Нет чтобы просто бескорыстно пригласить меня на чашку кофе там, потанцевать или ещё кое-чего.

– Я тебе предлагала кое-чего, – напоминаю я, – но ты же отказался.

– Я был не прав, – признается он.