Тень в подземелье

Вдоль дороги росли грабы, некоторые с такой большой кроной, что за ней впору спрятаться великану. За одним из деревьев как раз и спрятался, но не великан, а большой деревянный столб с прибитой к нему прямоугольной табличкой. На жёлтом фоне чернел треугольный щит, где из-за трёх холмов пробивались лучи светила. Над щитом зелёными буквами шло название: «Трихолм». Теперь стало ясно, как называется город впереди.

— Трихолм. Трихолм, — бормотал себе под нос Одноухий. — Но ведь вертится в башке что-то эдакое…Это не там, где чокнутый мэр сыпал отраву в городские колодцы?

— Нет, — спокойно отозвался Волк. — Это было в Ковшах. А вообще, перестань пугать детей. Гляди, как Рыжего трясёт.

— Хе-хе, — зловеще замурлыкал кот. — Теперь вспомнил. Это же здесь имеется прямой ход в преисподнюю, откуда непрерывно ползут полчища демонов, чтобы жрать маленьких рыжих мальчиков.

— Да, только перед этим они сжирают всех рыжих котов! — Хвост показала Одноухому язык. — Ври больше, хвостатый.

— Уела она тебя, — констатировал Волк, а Одноухий тут же надулся.

Путники перешли по небольшому мосту узкую болтливую речушку и начали подниматься вверх, по склону холма. Издалека подъём казался не очень крутым, но теперь выяснилось, что придётся поднапрячься. Вспотели все, даже постоянно мёрзнущий Четырёхпалый, а волк вывалил язык. Один Одноухий весело подбадривал спутников, называя их лентяями, пока Волк не пригрозил сбросить наглую скотину на дорогу. К счастью, скоро крутой подъём сменился пологим участком, а по обе стороны дороги всё стало жёлтым от колосьев пшеницы.

— А пшеницу-то уже жать пора, — сказала Хвост, стряхнув шапкой пот со лба. Когда все повернулись к девочке, та оскалилась. — Чего вылупились? Когда у бабки в деревне жила, та всё рассказывала и показывала. Она ещё и с колосьями разговаривала.

— Чокнутая что ли? — тихо спросил Рыжий и тут же получил подзатыльник от Рябого. — Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя.

Деревню, в которой Хвост жила с бабкой, сожгли степняки, пришедшие с далёкого запада. Дикарям удалось стереть с лица земли три посёлка, прежде чем подоспел отряд из Двуреченска. Пленных дружинники не брали, раненых докалывали на земле и бросали в огонь. К сожалению убитых селян, к жизни возмездие вернуть не могло.

Хвост до сих пор иногда снились приземистые пегие лошадки, скалящие зубы и такие же оскаленные жёлтые лица убийц. Тогда девочка вскидывалась и долго сидела, таращась во мрак и щипая себя за тощие ляжки. Про нападение она рассказала один единственный раз и больше не вспоминала.

— Ага, так они и пшеницу не собирают, — Одноухий призадумался. — Нет, как я и говорил, дело тут нечисто. Понятно, что ни о каких праздниках и речи быть не может, разве что все жители ушли в долговременный запой.

— Вспомни Гусаки и Неделю Урожая, — подал голос Волк. — Правда…

— Вот именно, Гусаки гудели так, что за три мили слышно было. А тут?

А здесь только свистел ветер, да лениво чирикали какие-то невидимые птички. А ведь путники уже почти добрались до городских ворот. Стал виден большой чёрный щит над воротами, вроде того, на дорожном знаке. Только на этом холмы выглядели выпуклыми, а лучи светила — золотыми. И ещё тут имелся девиз, который прочитал кот: «Трихолм — три пути к удаче».

— Удача — капризная кошка, — мурлыкнул кот.

— Смотрите, — Четырёхпалый остановился и указал направо. — Это же как могилы, только большие.

Все остановились, рассматривая то, что показал мальчик. Часть пшеничного поля сжали, но срезанные колосья не забрали, а просто бросили на землю. Посреди освобождённого пространства возвышались четыре, явно недавно насыпанных, земляных холма. Кроме того, в земле чернели ещё две большие глубокие ямы.

— Могильники, — Волк фыркнул. — Такие роют во время войны и если в городе приключилась…

— Эпидемия, — закончил кот. — Ну что же, теперь всё сходится.

— Что сходится? — не понял Рябой. — Так что, стоит нам идти дальше?

Кот открыл было рот, но ответить не успел. Большие окованные металлом городские ворота внезапно громко заскрипели и начали медленно подниматься. Послышались отрывистые возгласы, напоминающие армейские команды. Чуть позже стало ясно, что так оно и есть.

Ворота поднялись и из города выступила процессия из пяти десятков лошадей, впряжённых в длинные узкие повозки. На каждой лежало не меньше десятка продолговатых свёртков, в которых угадывались человеческие тела. Было вполне очевидно, какой груз везут лошади.

Печальный караван сопровождали солдаты в лёгких доспехах. У каждого на поясе вместо привычного оружия висело что-то вроде факела, а лица всех воинов скрывались под матерчатыми масками. Впереди отряда шагал коренастый широкоплечий мужчина с лысой головой и длинными вислыми усами. Судя по тому, что доспехи усача отличались от остальных — это был какой-то начальник.

Ошарашенный появлением жуткого каравана Рябой не сразу сообразил, что их четвероногие друзья куда-то исчезли. Судя по тому, что слева от дороги колосья пшеницы качались не по ветру, Волк и Одноухий спрятались именно там.