Тень в воде

Сидя на продавленных диванных подушках, Микке зябко ежился — ему всегда было холодно, если сразу после пробежки не принять душ. Старик открыл банку слабоалкогольного пива и наполнил два стакана.

— Ты нашел нашего котика, ты спас ему жизнь! Спаситель ты наш.

Да, пришлось им все рассказать.

— Кто же мог такое сотворить? Сколько зла в мире! — причитала старуха, раскачиваясь из стороны в сторону. На подбородке и верхней губе росли белые волоски. Муж погладил ее по щеке. И это выглядело мило, хоть они и были древние старики.

— Чем тебя отблагодарить?

Старик достал бумажник, вынул из него сто крон.

— Нет, нет. Не надо!

— Конечно, надо! Котик — наша единственная радость. Детей у нас нет, родных нет. Ну, чтоб мы их любили, — таких нет, хе-хе. Кроме Лиса нет у нас никого.

Сидя на коленях у хозяйки, кот безотрывно смотрел на Микке.

— Да уж, мы хотим заплатить, — кивнула старуха. — В долгу оставаться не хотим.

В конце концов Микке пришлось взять свернутую купюру.

Уже собираясь выходить, Микке увидел дробовик, висящий на стене слева от двери. Старик заметил его взгляд.

— Он свое отслужил, — быстро сказал хозяин.

— Чего?

— Ружьишко. Стрелять из него нельзя.

— Нельзя?

— Я взял его у брата, когда тот помер. Он охотником был. Хотя я так и не… — Старик понизил голос. — Она против всего такого, Мэрта моя. Да и я тоже, честно признаться.

— Понятно.

— Хотя если нежданные гости нагрянут, такая штука пригодится. Против пьяных. Может, и не заметят, что вещь нерабочая. Вот как я думаю.

— Ясно.

Микке вышел на крыльцо. Ладонь старика опустилась на его руку.

— Слышь, ты только… вообще-то их так вешать нельзя. Кажись, закон теперь есть, что надо в шкаф запирать. На цепь пристегивать или как там. А мне плевать. Никто не видит — никто не знает. Правда?

— Конечно.

— Так что ты это, не болтай направо и налево…

— Конечно, нет.

— Народ у нас такой — сплетни пойдут… сам знаешь.

Вот как получилось, что Микке стал заглядывать к старикам в гости. В следующий раз, когда он проходил мимо, к крыше домика была приставлена лестница. Генри взбирался по ней на своих дрожащих стариковских ногах. Микке открыл калитку и вошел во двор.

— Извините, а что вы делаете?

Генри успел забраться только на первую перекладину. Услышав голос, спустился на землю. Прикрыл глаза, ухватившись за лестницу.

— Да крышу хотел починить.

Микке заметил в траве куски черепицы.

— Вот, свалились, — пробормотал Генри. — Давно уже, правда. Не те, конечно. Их-то теперь разве что старухе на цветочные горшки. Я новые нашел в сарае. То есть не новые, конечно, а те, что остались, когда крышу в прошлый раз перекладывали. Но это еще до нас было.

— Лестница шатается, — заметил Микке.

Старик хмыкнул:

— Да уж, высоковато тут.

— Их просто положить надо?

— Да. Пристроить поладнее, на обрешетку.

— Я заберусь наверх и сделаю.

— Ну уж, ладно тебе…

— Сделаю.

— Да ты ж бегать-скакать собирался.

— Потом поскачу. А сейчас починю вашу крышу.

Генри сделал несколько шагов назад.

— Правда, сделаешь? Точно?

— Точно.

— Мне-то нехорошо что-то. Накатило вот.

— Да ладно, сделаю. Чего уж там. — Сам не зная почему, Микке положил руку на плечо старика. Его поразило, насколько хрупким оно казалось на ощупь. Каким-то острым. И нежным, точь-в-точь цыплячья косточка.

После Микке помогал и в другом — стриг траву, красил облупившуюся веранду.

— Прям внучок у нас завелся, — говорила Мэрта, и ее светлые, почти бесцветные глаза подергивались слезой.

— Да ладно вам, — отзывался Микке. — Что ж не помочь, раз могу.

Он никогда прежде не общался со стариками. Его бабушка по матери вышла замуж во второй раз и поселилась в Аликанте. Да она и не стара была: Нетту она родила совсем молодой. А родители Натана умерли, их Микке никогда не видел. Генри и Мэрта — они были его и только его. Микке не собирался ничего говорить Нетте, она бы только все испортила.

Домик старики купили в семидесятые годы.

— Тебя еще и в проекте не было, — посмеивался Генри. — Мы были молодые — или почти молодые — тогда. А сколько вообще длится молодость? Вы об этом думали? Когда начинается старость? — Иногда он принимался философствовать, довольно занудно.

Домик построили в 1909 году, вот-вот столетний юбилей справит. Построили его родители Карла-Густава Линдстеда, рассказывала Мэрта с гордым видом.

— А ты знаешь, кто это такой? Ты, наверное, слишком молод, чтобы помнить. — Сдвинув кустистые брови, Мэрта смотрела на Микке. — Один из великих актеров нашего времени. Никогда не забуду, как он играл Примуса Свенссона в «Доме Вавилонском». Его по телевизору показывали. Когда, Генри? Помнишь? В начале восьмидесятых? Хотя тебя тогда и планах не было, да, мальчик?

— Был, конечно.

— Но взрослых фильмов по телевизору не смотрел. Хотя этот сериал был хороший, про такие вот земельные участки, — правда, не эти, а в другом районе, Эншедедален. Там он и жил, Примус Свенссон. Но потом все домики там снесли, чтобы построить большую больницу, помнишь, Генри? Бульдозеры… и домишек милых как не бывало. Грабеж и разбой, вот что это.

Мэрта умолкла и шмыгнула. Кот терся о ее ноги, Мэрта рассеянно погладила его.