Тень в воде

— Мама, — прошептал он, — мама, как ты? Вызвать «скорую»?

— Нет, — резко ответила та.

Чель уже взялся за телефонную трубку, заметив это, она велела оставить телефон в покое.

— Но врачи же сказали, что…

— Я не собираюсь ехать в больницу!

Ханс-Петер кивнул отцу, чтобы тот не упорствовал, потом принес стакан с водой и таблетки. Через пару минут дыхание выровнялось.

— Не надо думать, что если я немного задохнулась, то тут же копыта отброшу, — пробормотала старуха с вымученной улыбкой.

— Ах ты, плутовка! — Чель чмокнул жену в лоб. Взлохмаченные волосы ореолом стояли вокруг головы. — Я все же думаю, тебе надо прилечь. Хотя бы ради меня.

Биргит вздохнула:

— Ладно, уболтал.

Они помогли ей добраться до кровати, уложили и укрыли толстым готландским пледом, подаренным на семидесятипятилетие. Ее лицо терялось на подушке, казалось совсем маленьким.

— Ты уверена, что врач не нужен? — спросил Чель, нервно кусая губу.

Ханс-Петер неловко похлопал отца по плечу. Что с ним будет, если спутницы жизни не станет? Наверное, мать легче пережила бы смерть отца, если бы он ушел первым. Все-таки она — сильная половина. Может, уже пора подыскать дом престарелых. Они, конечно, будут противиться, не захотят оставить дом, привычки, мебель, воспоминания. Но ведь все это можно взять с собой. Как их уговорить? Стоило ему затронуть эту тему, как старики раздражались.

Ханс-Петер огляделся в поисках Жюстины. Ее нигде не было.

— Жюстина? — позвал он.

— Она в туалете. — Мать неотрывно смотрела на свои узловатые пальцы.

Ханс-Петер подошел к двери туалета и постучал. Жюстина не откликнулась. Дверь была заперта. Он позвал еще раз. Она вышла через несколько минут, взгляд у нее был отстраненный.

— Поедем домой? — спросил Ханс-Петер.

Жюстина не ответила.

Они стояли у окна, дул сильный ветер. Лодка рвала канат. Птица села на плечо Жюстины, но та будто не замечала.

— Темнеет, — сказал он.

Она молчала, словно не слыша.

— Который час? Не лечь ли спать?

Ему показалось, что она чуть повернула голову. Что это означало? Да или нет? Сегодня он был свободен — один из редких вечеров, которые можно провести вдвоем. Он всегда ждал этого. Приготовить вкусный ужин, откупорить бутылку вина, может быть, заняться любовью. Но что-то случилось, пока они гостили у родителей. Что-то, чего он не понимал.

Он протянул руку, и птица перепрыгнула к нему. Нахохлившись, стала чистить перья.

— Как ты думаешь, он голоден?

Жюстина не шевелилась.

— Наверное, голоден. Приготовлю еду.

Ханс-Петер отправился на кухню, открыл дверцу холодильника, но тут зазвонил телефон. Тряхнув рукой, Ханс-Петер согнал птицу. Та взлетела на карниз и уставилась на Ханс-Петера круглыми глазами.

— Я отвечу, — сказал он, отметив про себя, что с птицей проще говорить, чем с женщиной у окна. Птица реагирует живее.

Сначала он не узнал голос: звучный, спокойный — обычно он был другим, каким-то испуганным и будто умоляющим, как голос ребенка.

— Я не мешаю? — спросила она.

— Вовсе нет. Мы же сказали, что ты можешь звонить когда угодно.

— Да, да, я знаю.

Она умолкла, и он внезапно понял: что-то произошло.

— Ариадна?

Она молчала.

— Он снова взялся за старое? Твой муж, Томми?

Тогда она разрыдалась, и он спешно продолжил:

— Расскажи. Ты можешь рассказать?

— Он… — Ариадна всхлипнула, Ханс-Петер слышал, как она шуршит носовым платком и сморкается.

— Он там? Подонок… я заберу тебя и Кристу, сейчас же, еду!

— Нет, — еле разборчиво произнесла Ариадна. — Не надо. Томми уже нет в живых. Томми умер.

— Что?

— Это правда. Он умер вчера вечером, аллергический шок.

Она рассказала, как все произошло. Про его мучения, про дикую тоску и страх в его глазах, про «скорую», на которой его увезли.

Ханс-Петер не знал, что сказать.

— Я никогда не забуду, — говорила Ариадна. — Этого я никогда не забуду. Видеть, как умирает человек, — человек, которого ты знала столько лет, отец твоего ребенка. Что бы он ни сделал… Видеть, как он уходит из жизни.

Слова текли потоком вместе со слезами. Ханс-Петер дал ей выговориться.

— Как Криста? — спросил он, как только она немного успокоилась. — Хотите приехать сюда?

— Ты добрый, Ханс-Петер, ты такой добрый, — всхлипнула Ариадна.

— Я уже сказал, что могу приехать и забрать вас. Мне не трудно, я с удовольствием.

— Не стоит. Дома теперь так спокойно. Я и моя Криста. Мы будем вместе, она и я.

Ее речь звучала по-новому. Внезапно Ханс-Петер осознал перемену: она говорила совершенно без акцента.

Ханс-Петер вспомнил одну фразу, на немецком — запомнилось еще в старших классах. Сентенция Лao-цзы, основателя даоизма.

— Ариадна, слушай! — воскликнул он. — Есть старая пословица, звучит примерно так: Ein Ende nit Schrecken ist doch besser als ein Schrecken ohne Ende. Да, черт возьми, так и есть, так и есть.

— Что это означает?

— Что твоя жизнь наконец-то начнется по-настоящему.

Жюстина стояла в той же позе. Он ощутил, как гнев окатил его жаром.

— Я не хочу так жить!

Она молчала.

— Что-то случилось дома у моих родителей. Я хочу, чтобы ты рассказала.

Никакой реакции.