— Не знаю. Наверное, ничего. Но ты видела ее последней. Так говорят, во всяком случае. Я бы очень хотела, чтобы ты об этом рассказала. Если можешь, конечно. Если есть время.
— Она была здесь, это я уже рассказала.
— Я знаю.
— И полиции, и ее мужу.
— Да, я знаю.
— Она была здесь дважды. Мы сидели и разговаривали, уже не помню о чем. Что ты хочешь услышать от меня?
— Почему она приезжала сюда? Чего она хотела?
— Откуда мне знать. Она ходила на кладбище.
— Вот как.
— Мы сидели и болтали ни о чем, примерно час. Потом она ушла. В последний раз она много выпила, глинтвейн, вино. Производила впечатление эмоциональной неустойчивости.
— То есть она была пьяна?
— Да.
— Как ты думаешь, она могла упасть в озеро?
— На озере был лед. И вообще, она пошла в другую сторону. Я видела куда — смотрела, потому что боялась, что она упадет. Кажется, на ней была клетчатая кепка. Я видела, как она поднимается по склону.
— Неужели она не могла вызвать такси?
— Я сказала — давай вызовем такси, я заплачу, если хочешь. Я подумала, что у нее нет денег.
— И что она ответила?
— Отказалась. Она решила пройтись, чтобы алкоголь выветрился, чтобы протрезветь. Нет, мол, пойду пешком. Она была упрямая.
— Понятно.
— Вот и все. — Жюстина расстегнула последнюю застежку на жилете и сняла его.
— И все же спрошу еще раз — зачем она, по-твоему, приезжала?
Жюстина наморщила лоб:
— Понятия не имею.
— Я часто общаюсь с ее мужем. Он говорил, что перед исчезновением Берит постоянно думала о том, что происходило в школе. Когда мы были детьми, понимаешь? Мы… были немного жестокими. Если можно так сказать.
— Дети есть дети.
— Да. Но, насколько я поняла, ее это мучило — воспоминания о том, что делал а она, мы. Что мы… дразнили тебя иногда и… И я тоже об этом думала. Должна признаться.
— Понятно.
Йилл потупилась.
— Мы были такие…
— Дети есть дети, — повторила Жюстина.
— Но может, вы говорили об этом? Она не затрагивала эту тему?
— Нет. Точно, нет. Она больше рассказывала о своих проблемах с этим Тором. Если я правильно помню. — Жюстина вымученно засмеялась. — Старость не радость. А Альцгеймер — это у нас семейное.
— Странно, что она пришла к тебе поговорить об этом. Такая интимная вещь, вы же не были подругами. То есть… ну, о таком не говорят…
— Случайность, — отрезала Жюстина и прислонила спасательный жилет к стене. Рукава куртки намокли. — Просто проходила мимо, увидела меня.
— Думаешь?
— Да.
— Значит, у тебя нет представления о том, куда она могла деться? Согласись, это загадочно. Что она просто испарилась.
— Конечно, это странно. Но так бывает.
— У тебя нет догадок?
— Нет, я же сказала. Ты извини, но мне пора.
— Да, понимаю. Спасибо.
Разочарование росло комом в горле. И вдруг Йилл почувствовала, что ужасно хочет в туалет. Мысль о том, чтобы сесть за руль и ехать дальше, была невыносима.
— Прости, я тебя больше не задержу, но… пожалуйста, можно мне зайти в туалет?
Глава 21
Когда он пришел, она стояла в саду. Неподвижно, будто ожидая. На этот раз он подъехал к самой калитке, прятаться не было причин. Гравий визгливо скрипел под ногами. Внезапное детское воспоминание: разочарование от того, что под его тощими ногами гравий хрустит не так звучно, как под ногами Натана. Отец отшутился, не понимая, что мальчик имеет в виду.
— Придет время, и у тебя вырастут такие же лапы. Если тебе так уж хочется.
Микке уселся на камни и расплакался.
Просто мимолетный образ, нечеткий, как мигающий фонарь.
Увидев его, она застыла. Лицо побелело, как бумага.
Он подошел, совсем близко, протянул руку.
— Вы знаете, кто я?
Она кивнула, тряхнув патлами.
— Микке Гендсер, — сказал он. — Мы уже встречались. Но это было давно. Мне было шестнадцать.
Старая потертая вельветовая куртка. Черная. Она одергивала рукава, пытаясь скрыть обветренные кисти рук. Смотрела из-под спутанных прядей — седеющих, она была уже стара. Старее, чем он представлял.
— Господи, как я испугалась, — пробормотала она.
— Почему?
— Сначала… в пе… первую секунду я подумала, что это он.
— Натан?
Она не ответила, глядя в землю.
— Вам показалось, что Натан вернулся из джунглей?
— Нет, но… вы так похожи.
— Говорят.
— Почти пугающе похожи. Хотя ты, конечно, много моложе.
Дул сильный ветер. Листья кружились у ног. Дерево обвивала клетка из сетки, пустая. Микке смотрел мимо Жюстины, на причал, у которого была пришвартована лодка.
— Что тебе нужно? — спросила она.
— Хочу кое-что показать.
— Что?
— Увидите.
Она прижала руки к бедрам и свела колени.
— Внутрь мы не пойдем, — скованно произнесла она.
— То есть как?
— В дом мы не пойдем.
— Хорошо, не пойдем.
— Ты испугался птицы.
— Возможно, но это было давно.
— Ты сидел на лестнице, ты испугался.
— Она прилетела слишком внезапно.
— Я помню, что сыграла для тебя на почтовом рожке.
— Да.
— Ты сидел на лестнице, плакал.
— Да, из-за Натана.
— Маленькой я иногда спускалась к берегу и играла на этом старом рожке. Мне его подарил отец. Я храню его в память о папе.
— У меня тоже осталась память о папе.
— О Натане.
— Да, о Натане. Я хотел показать вам кое-что.
— Сейчас?
— Да, сейчас. Для меня очень важно, чтобы вы поехали со мной. Думаю, нам обоим будет полезно.