Тень в зеркале

– Она выпила из моего бокала, – пробормотала я. Внезапно мне стало холодно, а по спине пробежали мурашки.

Отец повернулся и грубо, до боли, схватил меня за плечи.

– Говори! – потребовал он, встряхнув меня так, что клацнули зубы.

– Ну, я не знаю… Я не уверена, что это как-то связано… Мне передали через официанта бокал и… и я не успела его выпить. А Татьяна выпила…

Говоря, я сама понимала, что несу какой-то бред, и сейчас отец меня высмеет. Но высмеивать он не стал, а по внезапно побелевшему (я даже не знала, что такое бывает) лицу стало понятно, что он как раз отнесся к этим словам очень серьезно.

– Кто передал тебе бокал? – он снова грубо встряхнул меня.

Впервые я видела, чтобы он настолько забылся. На миг стало страшно, но потом я догадалась о причинах его поведения – это всего лишь боязнь за меня. Это страх прорывается в его злости и желании докопаться до правды – он просто осознал, что едва меня не потерял. Если бы я выпила это вино… Неужели это меня сейчас везли бы в больницу. «Покушения…» – настойчиво прозвучал в голове голос того выгнанного журналиста. Как же его фамилия? Он же назвал свою фамилию.

– Да говори же ты! Язык проглотила?! – ярость отца уже выплескивалась рекой. – Кто передал тебе этот бокал?

– Официант, – протянула я. – Я не знаю, от кого он. Сказали «от мужчины…»

И тут перед глазами встало лицо Дениса. То, как он, не отрываясь, смотрел на меня как раз перед тем проклятым подарком и то, как спокойно, не заметив, прошел мимо вслед за белокурой красавицей, влепившей ему пощечину. Неужели это Денис? Но почему? За что?

– Смотри мне в глаза! – и я невольно повиновалась приказу. – Я вижу, что ты рассказала не все! Ну, давай!

В этом взгляде были только нетерпение и жесткость. Кажется, Санев разрезал бы меня пополам, если бы мог таким образом вытащить всю правду. Родительская любовь бывает жестокой.

– Я не уверена…

– Ну? – он впился пальцами в мои плечи с такой силой, что там должны остаться синяки.

– Мне показалось… Я не знаю… Денис так странно на меня смотрел…

Пальцы отца разжались так резко, что я едва удержалась на ногах, лишившись этой поддержки.

– Денис… – прошипел отец. Ноздри его раздувались, как у быка на корриде. – Этот змееныш…

– Я не уверена! Я не знаю! – я попыталась поймать руку отца, но тот едва ли не брезгливо отстранился и набрал на мобильном номер.

– Заберешь ее сейчас же и отвезешь домой. Понял?! – рявкнул отец в трубку. – Пулей.

Владимир появился минуты через две, неизвестно каким образом так быстро отыскав нас в возбужденной толпе, взял меня за плечо и потащил к выходу. А отец остался.

Мне хотелось, чтобы он поехал со мной и чтобы на смену ярости пришло другое, более человеческое чувство. Если он так боится меня потерять, значит, по-настоящему любит. Ведь это так?

Когда мы выезжали из особняка, нам попытались перекрыть путь, но Владимир позвонил отцу, и нас тут же выпустили. Как понимаю, у него везде связи. Всю короткую дорогу мы молчали. Я догадывалась, что у моего сопровождающего есть вопросы о том, что происходит, но он слишком натаскан, чтобы позволять себе их задавать.

Это хорошо, потому что говорить я сейчас просто физически не могла. Понять бы, почему я вдруг оказалась в самом центре воронки урагана. Почему на мою жизнь покушаются? И зачем это Денису? Я успела его чем-то обидеть? Стою между ним и деньгами моего отца? Знаю о нем ужасный секрет, и он боится, что однажды, когда память ко мне вернется, я его выдам?

Или это не Денис? Но почему тогда в тот момент, когда я назвала его имя, у отца было такое лицо, словно он, наконец, получил последнюю нить? С ума сойти!

Оказавшись в пустом доме – служащие уже разъехались, а отца и Анны еще не было, – я пошла в библиотеку. Там, на дальней полке стояли тяжелые бархатные фотоальбомы. Прежде, из страха встретиться с прошлым, я не решалась их открыть, но теперь, что уж там, – страх сопровождал меня и в настоящем. Вдруг разгадка происходящего во мне? Я могла, как сказал бы Дед Мороз, быть очень плохой девочкой.

Альбомы оказались выстроены в строгом хронологическом порядке, что облегчало просмотр. На срезе они были пыльными – видно, что не открывали очень давно, а уборщица, оказывается, не слишком старалась.

Я с трудом достала с полки несколько тяжелых томов и открыла первый из них.

Вот отец и Анна. Фотографии очень красивые, но словно неживые. Да любили ли они друг друга хотя бы когда-нибудь? Я же слышала в Аннином голосе настоящие эмоции, а здесь она красивая, как кукла, но совершенно равнодушная. Когда они с отцом стоят лицом друг к другу, особенно чувствуется, что недостает чего-то важного.