Тень в зеркале

– О том, что продолжать мстить бессмысленно. Мы закрываем это дело, – Виктор Павлович прикрыл глаза. Его лицо было совсем серым и каким-то потерянным.

Дмитрий слушал и никак не мог поверить. Старик совсем рехнулся? С чего это он решил все бросить, когда еще вчера настаивал на том, чтобы довести дело до конца.

– Вы уверены? – на всякий случай переспросил Дима.

– Абсолютно, – Виктор Павлович кивнул. – Месть – бессмысленна, и мы должны отступиться, пока не поздно.

И все-таки что-то тут было не так.

– Ну, говорите уже, что случилось, – потребовал Дмитрий, вглядываясь в лицо хозяина дома.

– Ничего. Просто уезжай и забудь, – отрезал тот, отводя взгляд.

Что-то было, ну, очень нечисто.

– Никуда я не уеду. Вы, Виктор Павлович, притворяться не умеете, – возразил Дима. – Давайте, рассказывайте начистоту.

Тот вздохнул.

– Ну, хорошо. Если ты настаиваешь, послушай. Вот, получил сегодня…

Лерин отец нажал кнопку на телефоне, и комнату наполнил негромкий, слегка странно звучащий голос:

– Тот, кто промахивается трижды, недостоин доверия. У вас есть последний шанс. Все понятно?

Что уж там понимать: если они промажут в третий раз, их неизвестный компаньон или убьет их, чтобы не оставлять свидетелей, или сдаст Саневу. И неизвестно, что из этого хуже. Нет, известно. Безусловно, Санев. Быстрая смерть в этом случае – благо. Но – так или иначе, они и вправду выглядят смешно. Комедия положений несколько затянулась.

– А он не боится, что мы предъявим эту запись? – вяло поинтересовался Дмитрий.

– Голос изменен в специальной программе. Даже не факт, что говорит мужчина, – покачал головой Виктор Павлович. – Поэтому максимум, что станет известно Саневу, – то, что в его окружении предатель. Но, полагаю, он и так не глуп, эта мысль должна была уже прийти ему в голову.

– И он ничего не предпринял? – Дмитрий чувствовал себя статистом, подающим реплики.

– Думаю, предпринял. Поэтому наш информатор и спешит закончить дело, – согласился на сцене Лерин отец. – Но я хотел тебе кое-что сказать, – Виктор Павлович подкатил кресло ближе и взглянул в глаза бывшему другу дочери: – Я был не прав, а ты – полностью прав. Не следовало впутывать вас в это дело. Сложно признаваться в своем эгоизме, но ошибки нужно признавать. После… – он поперхнулся, но затем решительно продолжил: – После Лериной смерти на меня словно помрачение нашло. Я был готов пожертвовать всем. В том числе последним, что у меня осталось, – Лериными друзьями. Но сегодня вдруг прозрел.

Дмитрий, не ожидавший подобной исповеди, вздрогнул.

– Я был не прав. Из-за меня погибла Лиза. Я разговаривал с ней перед тем, как это случилось, и знаю, что она не хотела убивать и не смогла сделать это в Лондоне. Она сама призналась, что не потянула убийство. Это не для всех. Это… – старик запнулся. – Лиза – хорошая девочка, но ее уже не вернуть. Ты остался один, и я не дам тебе умереть. Тот человек общался только со мной. Он даст тебе уйти, если я сделаю все сам. Тебе нужно уехать и затаиться на время. Не к родственникам. Только туда, где тебя не найдут.

– И как же вы собираетесь закончить дело? – Дмитрий смотрел в напряженное лицо Лериного отца и с удивлением осознавал, что тот – уже совсем старик. Глаза мутные и совсем безжизненные, кожа тусклая, нижняя губа чуть заметно подрагивает.

Ну надо же – железная Лиза дала слабину. Вот поэтому она и на дороге психанула, а он еще удивлялся. Она оказалась слаба, но тем больше он обязан быть сильнее.

– Ну, – Виктор Павлович усмехнулся. – Не думай, что я ни к чему не пригодный инвалид. Руки у меня, к счастью, еще крепкие. Стрелять я умею. Верни мне оружие и уезжай. Я закончу все сам.

Дима невесело усмехнулся. Еще недавно он, пожалуй, воспользовался бы этим щедрым предложением, но не сейчас. Сейчас он думал прежде всего о том, что скажет ему Лиза, когда придет вместе с очередной бессонной ночью.

Нет, бежать и бросить старика на растерзание – это не вариант. Очень сомнительно, что Виктор Павлович справится. А если и справится, его обязательно схватят. Или их добрый информатор, воспользовавшись моментом, без колебаний прикончит уже не нужного, но слишком осведомленного подельника.

Как ни крути, они оба увязли уже слишком глубоко. Как там говорят? Попал коготок – погибать всей птичке.

«Ты не можешь каждый раз поступать, как трус. Ты предал и бросил меня, дав мне погибнуть… А я ведь была жива до того, как эта чертова машина взорвалась… Я еще была жива», – словно наяву услышал он Лизин голос.

– Я не поступлю, как трус, – Дмитрий поднялся. Теперь он стоял над Лериным отцом. – И с чего вы взяли, будто наш информатор даст мне уйти? Нет, он не заинтересован в свидетелях. Во всех. Нам нужно разобраться с нашим делом и вычислить его. И тут уж, извините, я дам вам существенную фору. Может, и стреляю я хуже, зато я – мобильней. Надеюсь, не будете спорить?

– Дима, – Виктор Павлович положил на его руку свою жесткую ладонь, – пойми: я – старый дурак, и ты теперь дорог мне, как сын. Лера, Лиза и ты – все, что у меня когда-либо было. Я прошу тебя: не вмешивайся. Позволь мне сделать все самому.