Вот поэтому я, должно быть, и не возвращалась сюда. Какая разница – здесь или в Лондоне, – если у меня нет собственного дома.
На улице, словно в тон моему настроению, оказалось промозгло и сыро. Дул северный ветер, предвестник перемен. Они и ожидали меня, так или иначе. Вот только к добру ли?
Мотор уже был заведен.
Я села в машину, и шофер, захлопнув мою дверцу, вернулся за руль. Заработали дворники, размазывая по стеклу дождевые слезы. Мои слезы еще держались внутри, я не могла позволить себе выпустить их наружу, пусть даже от этого стало бы легче.
Мы миновали ворота, проехали знакомой дорогой и вырулили на шоссе. Пейзаж за стеклом казался смазанным, точно неудачная фотография.
Не зная, чем себя занять, я зачем-то снова вставила в телефон симку, и тут же получила сообщение от Ветрова. Вернее не сообщение – только фотографию. На ней была симпатичная блондинка с безразличным, каким-то очень кукольным, лицом. И никакого объяснения, никакой подписи.
«Кто это?» – написала я Ветрову.
Ответ пришел сразу. Мне пришлось перечитать его пять раз, но смысл так и не доходил до меня.
«Мика. Людмила Вячеславовна Санева», – писал Алексей.
«Не понимаю. Мика – это я», – ответила я, взбешенная неуместной шуткой.
Пришло новое сообщение, и сердце болезненно сжалось.
Я не хотела видеть ответ. Что-то во мне усиленно сопротивлялось этому. Может, просто не читать? Взять и выбросить мобильник в окно?
Но не прочитать я тоже не могла.
Руки ходили ходуном, но я все же открыла сообщение и прочитала:
«Мика – это она. И есть вопрос: кто тогда ты?»
Кто же тогда я? Вопрос обжег меня с головы до ног, ударив ярко-алой взрывной волной в незащищенную грудь, а потом что-то ударило в лобовое стекло. Один раз, другой… И шофер, вздрогнув, рухнул на руль, а машину повело юзом.
Вот и завершение петли.
Неважно, кто я. Похоже, я та, кто умирает в автокатастрофах.
Лиза не знала, что и думать. Все вокруг нее совершалось слишком быстро. Смерть отца, этот странный случай с Дмитрием Рагозиным, затем и вовсе, как у господина Дюма – отравление, неожиданное появление спасителя и изобличение Наташи и дяди… Дяди – самого близкого человека, который у нее оставался.
Как он мог так поступить? Зачем? Эти мысли тревожили ее, не давая покоя. А еще она думала о том, как умер отец и что теперь будет дальше. Нужно пойти в полицию и изобличить дядюшку, но кто ей поверит? Пожалуй, Афанасий Михайлович, близкий помощник отца, но он ведь там, в Красноярске. Улаживает ее дела и, возможно, тоже подвергается опасности.
Что, если решат убить и его?.. Хуже всего, что и возвращаться приходилось не домой, в Москву, а ехать в Петербург, к старшей маминой сестре, которой с рук на руки было решено передать сиротку.
«Расскажу ей, а если не поверит, пойду в полицию. Вот господин Вербицкий и станет свидетелем», – думала она. Именно этой мыслью и было вызвано немедленное желание поговорить с Денисом Константиновичем. «Мне просто нужно заручиться его поддержкой», – сказала себе Лиза, не замечая того, что особенно тщательно укладывает волосы, мучаясь с ними сама, без помощи горничной.
«Бледная какая! Представляю, какой я была, когда он вошел!.. А потом меня… Стыд-то какой! – Лиза покраснела и поспешно отпрянула от большого зеркала, словно уличенная в чем-то постыдном. – Ничего, ему все равно нет до меня никакого дела. Главное – чтобы помог».
Укрепившись этой мыслью, она вышла из купе и отправилась в салон, где в это время собирались все ехавшие первым классом, звучала музыка, лилось шампанское, слышались смех и веселые разговоры.
Однако Вербицкого в салоне, к сожалению, не обнаружилось. Кто-то спросил Лизу о здоровье, она ответила, перемолвилась несколькими словами с дорожными знакомыми, а он так и не появлялся.
Разочарованная, Лиза уже двинулась к выходу, когда заметила Рагозина. Он стоял, прислонившись к стене, все в том же студенческом платье и смотрел на нее пристально и как-то странно.
«Пьян?» – мелькнуло у нее в голове, и Лиза ускорила шаг. Но Рагозин догнал ее уже на полдороге к купе.
– Елизавета Петровна, – окликнул он. – Вы от меня убегаете?
Она остановилась и, собравшись с духом, медленно оглянулась.
– Нет, Дмитрий Владимирович, о чем вы?
– Вы меня презираете. Я жалкий трус и неудачник, – пробормотал он, подходя к ней, и она поняла, что он и вправду пьян. И пахнет от него чем-то неприятным, вовсе не шампанским. – Вы презираете меня, и это правильно!
– О чем вы, Дмитрий Владимирович?
– Это не так?! – он шагнул к ней, прижав к самой стене, и вдруг схватил за руки. – Елизавета Петровна, пожалуйста, скажите, что это не так! Разве я ничуть недостоин вашего внимания? Да, я беден, а вы богаты, но разве богатство ценится больше сердца?
– Успокойтесь, пожалуйста, Дмитрий Владимирович! Мы непременно поговорим с вами после. Пожалуйста, отпустите меня! – она попыталась вырваться, но он сжал ее руки так, что стало больно.